Это, кхе, условные примерные имена девушек-разбойниц с пиратских кораблей. Насколько я знаком с женской психологией, то им, то есть вам, очень важно, чтобы каждая фигурка имела своё индивидуальное имя. Нам, мужикам, достаточно простого утилитарного обозначения: лучник, копейщик, снайпер.

— Это точно, — крякнул Харитоныч, откусив большой и аппетитный кусок капустного пирога.

И вдруг я краем глаза заметил, как Виктория аккуратно пихнула в бок свою подругу. После чего Надежда, что-то тихо пробубнила и пролепетала:

— Вы меня, Иван и Иннокентий Харитонович, простите, но мне нужно к завтрашнему дню целую стопку сочинений проверить. Поэтому я пойду. Не буду мешать вашей работе.

— Мне, девонька, в моём возрасте ничего помешать не может, — захихикал Харитоныч, хитро покосившись в мою сторону.

Не знаю как, но вредный хозяин дома всю эту щекотливую ситуацию, когда молодые и красивые девушки сами приходят в гости к здоровому и полному сил мужику, просчитал на раз. И после того, как Надя ушла домой, он понимающе крякнул и, сказав, что ему надо поработать с полчаса в мастерской, оставил меня и Вику наедине. Что мне оставалось делать, учитывая туманные перспективы будущего, в котором я мог застрять в подобном маленьком городке на долгие годы? Ведь ещё не факт, что спустя пару лет мне разрешать вернуться в большой мир и в такой же большой спорт. Что мне оставалось делать? Не тормозить!

Поэтому я сгрёб Викторию в свои стальные объятья и слился с ней в долгом и дурманящем мозг поцелуе. Сказать, что девушка охотно ответила на него, не сказать ничего. Вика буквально впилась в мой рот, а через полминуты она, тяжело дыша, прошептала:

— Пошли в твою комнату.

Я поднял её на руки и стремительными шагами унёс в свою маленькую коморку, где кроме кровати и тумбочки больше ничего не помещалось. Однако уложить девушку на кровать я поостерёгся. Это железное мебельное чудо советской промышленности, когда я поворачивался с боку на бок, скрипело с такой силой, что звук был слышан даже на улице. Поэтому, поставив девушку на ноги, я прижал её к стене и снова поцеловал.

— Давай ляжем, — шепнула она.

— Только не это, разбудим весь район, — усмехнулся я и развернул свою нечаянную подругу спиной к себе.

В конце концов — это не самая худшая поза, чтобы два изголодавшихся мужских и женских тела насытились друг другом. Вика сначала тихо хохотнула, а затем, когда одним резким движением «стыковка Союза и Аполлона» произошла, она примерно также тихо и простонала. Что случилось дальше, рассказывать не имеет смысла, если бы не одно но.

В какой-то момент, когда сексуальное напряжение достигло близкого к финалу уровня, перед моим внутренним взором сверкнула быстрая и короткая вспышка. И на какие-то секунды я увидел широкую городскую улицу, по которой ехали «Нивы», «Москвичи», «Запорожцы» и старенькие советские «Волги». И в одной из машин ехала Виктория, она выглядела замечательно, но примерно на восемь или десять лет старше, чем сейчас. А рядом на водительском сиденье сидел какой-то важный лысенький мужчина.

То, что это её будущий муж и перед моими глазами разыгрывается год 1985 или 1986 я догадался скорее интуитивно. А ещё мне подумалось, что предсказывая будущее своим друзьям, я обрёл дар видеть будущее и других людей, при определённом подключении двух тел друг к другу. И тут случилась новая вспышка. Та же самая 30-летняя Виктория, одетая по моде 80-х, вбежала в обычную панельную «хрущёвку», поднялась на второй этаж и постучала в какую-то квартиру. Затем дверь открылась, и она бросилась на шею молодому парню неформальной внешности. «Либо художник, либо музыкант, — подумал я. — Значит один мужик для денег, другой для души. И я почему-то не удивлён. И уж тем более не имею права ни обвинять и ни осуждать. Сам хорош».

— Ой! Ой! Ой! — внезапно несколько выкрикнула Вика, затем по её телу мгновенно, как будто бы пробежал электрический ток, и она обмякла, повиснув на моих сильных руках.

Необычное видение в моей голове тотчас испарилось, словно мимолётный сон. Я резко отпрянул назад и, потерев пальцами виски, уселся на кровать.

— Странно, очень странно, — пробормотал я.

— Что-то не так? — выдохнула моя подруга.

— Знаешь, мне почему-то привиделось будущее, — улыбнулся я. — Солдатики эти оловянные разлетаются из магазинов, как горячие пирожки в морозный день.

— Дурак, — захихикала она.

* * *

«Дурак дураком, а мыла-то не ем», — подумал я, когда на следующий день на столе директора местного «Машзавода» расставил восемь оловянных индейцев из племён апачей, гуронов и ирокезов. На Рогута Григория Филипповича смело взирали с перьями на голове, вышедшие на тропу войны миниатюрные фигурки, которые сжимали в руках луки, копья, томагавки, ножи и винчестеры. Рогут тоже смотрел на «мои художества». Он целую минуту размышлял над тем, как меня культурно послать в далёкое и эротическое путешествие. Только пока стеснялся.

— Это какая-то шутка? — наконец криво усмехнулся Григорий Филиппович. — Я что-то совсем отстал от жизни. Что ты мне принёс? Здесь тебе разве детский сад? Чтоб завтра же вышел на работу в литейный цех! Иначе… кхе.

— Ясно, понятно, — кивнул я головой и вытащил из кармана брюк записную книжку, где имелись кое-какие расчёты. — А теперь от эмоций перейдём непосредственно к делу. Набор солдатиков называется «Индейцы из прерий». Рыночная стоимость такого набора 4 рубля ноль-ноль копеек. То есть по 50 копеек за фигурку. Себестоимость одной фигурки с учётом магазинной надбавки и транспортных расходов ровняется 15-и копейкам. При литье олова в специальную металлическую форму, называемую кокиль, в день комсомольско-молодёжная бригада из двадцати человек может произвести 4 тысячи штук. А в год один миллион 440 тысяч фигурок, что принесёт заводу дополнительный доход в полмиллиона рублей. Если быть точнее, то 504 тысячи. Я закончил, спасибо за внимание.

— Бред, — пророкотал товарищ Рогут.

— Посмотрим, что вы скажете, когда через три года подобные фигурки, плохо и криво сляпанные из дешёвого пластика, производства ГДР и Донецкого завода игрушек будут буквально сметаться с прилавков магазинов, — с жаром прошептал я. — Тогда вы вспомните наш сегодняшний разговор и вспомните, какой уникальный шанс вы упустили.

— Да кому нужен целый миллион этой ерунды⁈ — вскрикнул директор, махнув рукой на моих оловянных индейцев.

— Детям, которых в СССР 40 с лишним миллионов, — спокойно произнёс я. — Коллекционировать, меняться, устраивать