Я ему позавидовал остро и безнадежно. Утешился дома с моей любимой коровой. Да, была у меня такая особенная деревянная корова, которой ни у кого не было. Если ее потянуть за ниточку, торчащую из шеи и отпустить эту ниточку, то она говорила: «Му-уууу!». И «му» это удивительным образом залечивало тогдашние раны моей души.

Как нравственный подвиг тех лет, теперь уж похвастаться можно, отмечу, что подарил я эту корову, от сердца оторвав, дворовому мальчишке Валерке, сыну дворничихи, совсем бедному и оборванному, у которого вообще никаких игрушек отродясь не было, и пьяница-мать лупила его каждый день. Отдал я этому Валерке свою корову, и странно, даже не пожалел об этом.

Кстати, о том же Юрке. Не так давно я ему позвонил просто так. Узнать, жив ли и как живет. Оказалось, жив и живет неплохо. Доктор наук, профессор, какой-то свой небольшой бизнес сумел создать. Голос телефонный, правда, звучал как-то глухо и пессимистично. По нескольким нюансам я понял, что с личной жизнью у Юрки пожалуй что швах. А обо мне он слышал из разных источников… И вдруг разговор зашел, представьте, о лодках. Голосом, внезапно оживившимся и напомнившим мне еще тот, детский звонкий голосок, Юрка вдруг спросил: «Слушай, а лодка у тебя есть?» — «Какая лодка?» — «Ну, личный катер? Или яхта хотя бы?» — «Нееет, ни катера, ни яхты у меня нет…» И вдруг из трубки торжествующий вопль: «А у меня ееееееесть! У меня шикарная яхта, старик! Масса удовольствия! Приходи, покатаю!..»

Боже мой, что такое со мной? Что-то до боли, вот именно до боли знакомое сжалось где-то в груди…

Аааааа, ну, конечно, я опять ему позавидовал, черт возьми. Ну сколько ж можно? И когда это кончится?.. Если бы я через несколько секунд не нашел повода расхохотаться, думаю, завидовал бы Юрке и до сих пор, до самого момента, когда пишу эти строки.

Детская зависть возникает совершенно непроизвольно. Ребенок бывает застигнут ею врасплох, совершенно перед нею беспомощен. Переживает зависть как острую боль, которая может длиться и долго, производить, как заноза, воспаление, а то и заражение крови, заражение души я имею в виду. Ищутся сразу же защиты, способы облегчения, компенсации. Если ты меньше, слабее других, неуклюжее, толще, некрасивее, тупее, медлительнее, да еще тебя в это ткнут и не раз, что тебе делать? Что думать? Как жить?

Можно уйти в мечты, можно стать злым или повышенно хитрым. Можно стать хорошим, очень хорошим, слишком хорошим. Можно стать толстокожим и почти перестать что-либо чувствовать… Можно выкопать в себе какой-нибудь дар и развить его — ого-го!.. Можно постараться стать сильным вопреки всему и вся, вопреки своей слабости. Очень захотеть, остервенеть и стать сильным. Только от зависти никакая силища, никакое суперпуперменство не избавляет, по себе знаю…

Лучше всего помогает вот что: простая осведомленность. Зависть — болезнь всечеловеческая, страдание каждого, хоть и в разной степени. Ты завидуешь — а тебе завидует кто-то, неведомый для тебя, это наверняка! — завидует тайно, мучительно. Рассказывал один не бедный пациент: сидишь дома, лопаешь красную икру ложками, а от соседей такой запашище горохового супа идет, что слюни текут, и думаешь: вот живут же люди!.. И это еще что.

Завидуют и мертвецам. Как-то в годы советские делегация наших ученых приехала в Вашингтон и посетила там в порядке экскурсии кладбище. Посетителей поразила чистота и ухоженность могил. И один из них, тяжело вздохнув, произнес те же слова, что и вышеупомянутый пожиратель красной икры: «Вот, живут же люди!».

Нет человека, которому кто-нибудь по какому-нибудь поводу не завидовал бы — это трагисмешно, завидуют даже даунам, и, пожалуй, только дауны не завидуют!..

Пушкин завидовал Мицкевичу за дар поэтической импровизации, Достоевский — Толстому за великую славу и невеликое богатство, Толстой в юности — многим за внешность, более привлекательную, чем его простонародная мясистая физиономия, а попозже — Тургеневу за успех у женщин… Великие писатели, глубоко проникшие в психологию зависти, вряд ли могли бы это сделать без щедрого материала самонаблюдений… Шварценеггер завидует Биллу Гейтсу, а Билл Гейтс завидует Шварценеггеру… По легенде завистником был Сальери, а Моцарт — нет. А по биографии, почитав подлинные письма, легко убедиться, что и сам Моцарт завистью мучился, и еще как. Завидовал тому же Сальери за его светский успех, за положение и богатство. Гениальный Моцарт страдал от зависти?! — вот тебе на… Да, но существенно вот что: зависть им не руководила. Музыка руководила…

Вспоминай ежечасно: завидуют все и всем! Младшие завидуют старшим за то, что они старше и сильнее. Старшие завидуют младшим за то, что они незаслуженно пользуются, как им, старшим, кажется, большим вниманием и любовью. Некрасивые завидуют красивым — понятно, почему. А вот почему красивые завидуют некрасивым?!

Да, как ни странно, и это происходит довольно часто, и вот почему. Во-первых, многие красивые не знают, что они красивы или не верят этому, либо не ценят как достоинство. Во-вторых, красивые быстро начинают понимать, что не столько любят их, сколько оценивают как витринный товар: не будь красоты, никто бы в их сторону не посмотрел и гроша бы ломаного не дал за них, так чего же стоит эта любовь?.. А некрасивых уж если полюбят — и это не так уж редко случается, — то значит, они действительно того стоят. Значит, умны, сильны, прекрасны душой, даровиты или в чем-то продвинуты, оригинальны, смелы, или как-то особо удачливы — это понятно всем.

Зависть бывает присуща человеку и просто так, безо всяких вразумительных причин. Просто есть природная завистливость и изо всех сил ищет, на что обратиться. Сплошные самообманы во все стороны. Знаю блестящих, успешных во всех отношениях, богатых, талантливых, даже гениальных людей, мучающихся завистью. Не потому, что им не хватает чего-то, что есть у других — это им только кажется, мнится, что не хватает. А кажется потому, что живет в них зависть, живет программа, инстинкт или привычка завидовать — живет, гложет, ищет себе пропитания, словно глист, сосет изнутри… Похоже на болезнь, да, и встречается эта болезнь чаще, чем можно себе представить.

Вторую мою острую детскую зависть я вспоминаю уже как ревность. Я описал этот эпизод в «Нестандартном ребенке». Это была моя самая первая любовь, отвергнутая, пренебрегнутая, осмеянная. ОНА предпочла мне других мальчишек, более ладных, уверенных и удачливых. И я на пару минут впал в чернейшую ярость с тяжкими последствиями для всей дальнейшей моей жизни… Не хочется еще раз вспоминать. Скажу только, что эпизод этот, как все зашкаливающе сильное в жизни, начал потом клонироваться, клишироваться на протяжении долгих лет. Пошел за мной как хвост за кометой…

Природная зависть у взрослого не исчезает, а обретает множество социальных развитий и психологических разновидностей.

Трудно найти человека, который бы в ответ на вопрос, завидовал или завидует ли он, сказал бы твердое «нет, никогда» — по крайней мере, самому себе. Но зависть — это социально неодобряемое, табуируемое чувство, один из первейших библейских смертных грехов. Каин убил Авеля именно из-за зависти, и отсюда пошло великое проклятие на род человеческий. Каина можно считать родоначальником всей человеческой завистливости и всей преступности. А из Десяти Заповедей едва ли не все направлены именно против разрушительного действия зависти и против нее самой («Не пожелай жены ближнего своего, ни вола его, ни осла его…»). Судя по тому, что Десять Заповедей и поныне далеко нельзя считать достаточно соблюдаемыми, можно заключить, что биопсихоконкурентность (сиречь зависть) — достаточно сильная штука, одними заповедями и проповедями ее не возьмешь. Но если бы их не было, заповедей и проповедей, то не было бы и человеческого рода, он бы давным-давно самоуничтожился или деградировал до полного зверства.