Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Об, давай, – прошипела Вероника. – Vite![13]
Он повернулся, и при свете лампы Эви увидела наконец его лицо – жалкое, разбитое. Она видела, как он с усилием заставил себя выпрямиться, опустил плечи и тихо позвал:
– Ягодка, Изюм, ко мне!
И ушел в дом, не оборачиваясь. Перед ужином было объявлено, что мистер Оберон нехорошо себя чувствует и не сможет присутствовать на ужине, поэтому места за столом следует перераспределить. Мистера Харви это отнюдь не позабавило.
– Все ясно, слишком много бренди, – буркнул он. – А теперь придется заново переставлять стулья и сдвигать тарелки.
– Чего-то много, это точно, но только не бренди, – пробормотала себе под нос Эви, поворачиваясь, чтобы уйти. Ей слишком часто приходилось видеть лицо Джека после кулачных боев, чтобы не распознать следы ударов. Она уже слышала сплетни, а теперь получила им подтверждение. Эви содрогнулась. Чтобы отец мог сделать такое с сыном! Она дошла до кухни, где свет и тепло подействовали на нее успокаивающе. Из моечной вышла Милли со шваброй. Девушка едва не падала от усталости.
– Так годится? – спросила она, указывая на пол. Тревогу Милли, казалось, можно было пощупать руками. Позади нее стояли Энни и Сара, бледные, как тени.
Эви взяла у нее швабру.
– Все хорошо, именно так и требуется. Ты отлично справилась.
Сегодня вечером все слишком перенервничали.
– Я протру пол, а ты достань кастрюльку на случай, если понадобится приготовить горячий шоколад, и ступай к себе. Снять бальное платье ты можешь и без помощи крестной матери-феи, а потом сразу в кроватку.
Милли рассмеялась.
Эви отпустила всех спать, но сама она добралась до постели только к двум часам ночи, уже ничего не чувствуя от усталости. Но заснуть ей мешала мысль: уволят ее завтра или нет? И что будет с побитым беднягой?
Наступило время завтрака, но никаких вызовов от миссис Грин или мистера Харви не последовало. Миссис Мур раскричалась, потому что Эви пережарила почки. Повариха отозвала ее в кладовку и спросила, какой дьявол в нее вселился.
– Они захотели почки с темными приправами, – выговаривала ей миссис Мур, – но не заказывали цветовое сходство с шахтерами.
Эви все ей объяснила. Миссис Мур побагровела.
– Мы все узнаем во время ланча. А пока работай и ничего не говори. Сосредоточься на том, что делаешь. Всегда старайся сосредоточиться, солнышко, эта привычка спасет тебя от многих неприятностей.
Утро тянулось невыносимо долго. Она сходила за травами к садовникам, но в этот раз там был Сидни, а не Саймон, и Эви могла быть замечена. Она заторопилась назад, на кухню. Когда она пересекла двор и направилась к ступенькам, ведущим вниз, из коридора вышел Роджер, камердинер, и стал подниматься по ступенькам. Он посторонился, когда она проходила, но, протянув руку, схватил ее за локоть. Эви уронила стебли розмарина на ступеньки и, высвободившись, наклонилась, чтобы подобрать травы. Роджер тоже наклонился, голова его оказалась совсем близко к ее лицу. Он погладил ее по руке, когда она начала сгребать стебли.
– Давай я, – предложил он.
Эви покачала головой.
– Это моя работа. Не нужно мне помогать, – резко сказала она. Он засмеялся, обдав ее ароматом перечной мяты.
– Жизнь состоит не только из одной работы. Ты знаешь об этом, Эви? Ты ведь Эви, правда? Может, поболтаем немного попозже, познакомимся?
Эви собрала все до последнего стебли розмарина и быстро поднялась, так быстро, что он пошатнулся. «Давай не будем», – подумалось ей. Но она вспомнила о необходимости быть осторожной. Особенно после вчерашнего вечера. Об этом она не забудет. Слышала ли уже что-нибудь миссис Мур?
– Мне нужно идти, – сказала она, сбегая вниз.
Она ворвалась на кухню. Миссис Мур покачала головой, произнеся одними губами:
– Ты бы уже узнала, так что не волнуйся.
Но только во время раннего, по сравнению с обычным временем, ланча с супом из «фальшивой черепахи»[14], лосося под соусом и огурца под соусом, которых сменила говядина с тушеными овощами, после чего последовал десерт – желе в бокалах и сливовый торт, – только тогда она смогла расслабиться и решила, что никогда больше не будет ни о чем тревожиться, потому что ничто не может быть хуже последних нескольких часов.
Эви испекла булочки и пирожные, время от времени поглядывая на часы, потому что в три часа наступал ее выходной.
– Напеки побольше и возьми с собой. Покормишь семью, – тихонько сказала ей миссис Мур, перед тем как пойти отдыхать. – Когда собирают морской уголь, потом сильно хотят есть. Понятно, что не следует громко говорить тут об этом, – добавила она и, подмигнув, забрала свой чай и удалилась. Потом она снова появилась, чтобы проверить, что Милли убрала стол в зале для прислуги, и заглянула в моечную, где девушки стучали кастрюлями и сковородами.
– Я оставлю окно в кладовой незапертым, на случай если ты запоздаешь, но не забудь про скрипящую ступеньку, – шепнула она Эви и снова вышла, прихрамывая, из кухни.
Теперь нужно торопиться. Эви принялась просеивать муку и растирать масло, глядя через окно, как миссис Грин проверяет, что ее подопечные горничные убирают салоны, пока Брамптоны обедают. Печь сдобу для послеполуденного чая наверху было обязанностью миссис Грин, но миссис Мур взяла это на себя, после того как оказалось, что булочки и печенье, вышедшие из неловких рук миссис Грин, – это некие маленькие убогие комочки теста. Эта обязанность была тактично передана Эви, когда та пришла работать. Однако мистеру Харви ни слова, предупредила миссис Мур, приложив палец к губам.
Наконец все было выпечено и остужено, и, когда Эви отправилась к себе переодеться в свою обычную одежду, с души у нее свалился тяжелый камень. Ее не уволили. А в довершение всего Саймон будет ждать ее, начиная с трех часов. Задержавшись, чтобы захватить с собой сумку с джутовыми фартуками, печеньем и булочками, она побежала по дорожке в обход двора. Но ей удалось пробежать только первую сотню ярдов, потом сердце стало выпрыгивать из груди, а ноги стали тяжелыми, как сдоба миссис Грин. Тогда она пошла самым быстрым шагом, на который была способна. Облака быстро плыли по небу, и ветер крепчал. Наверняка в Фордингтоне на берег уже обрушиваются громадные волны. Сбор морского угля непременно удастся.
Справа от нее под серебристыми стволами берез зеленый травяной ковер тянулся, кажется, на мили, а в середине лужайки высился великолепный кедр. А дальше, за просторным выездом, готовились распустить листочки деревья парка. Интересно, это Саймон обрезал деревья? Или он надевал на копыта лошади кожаные башмаки, прицеплял косилку и косил лужайки? А может быть, делал и то и другое? Или ни то ни другое? Как мало, в сущности, она знает о человеке, которого, кажется, любит.