Она быстро надела трусы, затянула ремень на рваных джинсах и, глядя на обделавшегося Нестора, четко и по-деловому произнесла:

— Все будет хорошо, Строитель! Я тебе помогу.

Она, совсем юная, мгновенно собрала испорченные простыни, а теми, что остались чистыми, накрахмаленными, обтерла беспомощного Нестора, обмыла водой из раковины его высохшие, словно мощи, ноги, переодела в свежий халат, помогла пересесть в кресло, поцеловала в бледные губы и только потом вызвала персонал.

Две улыбчивые медсестры с понимающими взглядами убрали палату Нестора за три минуты. Одна из них, старшая и очень опытная, объяснила Алине, что так всегда бывает на определенном этапе. Сейчас нужно начинать пользоваться памперсами, чтобы такого конфуза не повторилось. Вторая медсестра в это время распрыскивала из баллона с пульверизатором освежитель воздуха и, напевая что-то оптимистическое, подмигивала Нестору.

А потом обе ушли.

Нестор боялся, что и Алина уйдет. Что он больше никогда ее не увидит. Но она осталась, села рядом на стульчик и просто смотрела на него, взяв за руку.

— Никогда никого не насиловал, — признался он заплетающимся языком.

— Я знаю, Строитель, — кивнула она.

— Я купил тебе небольшую квартирку в Измайлово. Может, вспомнишь когда обо мне…

— Спасибо.

Он ждал, что она станет уверять, что никогда не забудет его, что никого больше не полюбит, что он единственный мужчина ее жизни — оставь мне свое семя, и я рожу тебя вновь!.. Но ничего подобного она не сказала. Просто «спасибо», и все.

Неожиданно у него заболело так, что он чуть не сломал ей руку от судорог. И он впервые воспользовался наркотическим пистолетиком, трижды нажав кнопку. А когда полегчало, вместе с отошедшим липким потом Нестор понял, что осталось совсем недолго. Отчаяние рвалось наружу надувшимся слюнным пузырем, но он сдержал его, лопнув губами, и попросил Алину:

— Обещай, что если у тебя будет сын, то назовешь его Нестором.

Она промолчала в ответ.

— Назовешь?

— Нет… Это, по-моему, плохая примета, — объяснила Алина. — Нельзя называть ребенка именем того, кто так тяжело умирал. Чтобы ребенку не жилось тяжело… Пойми…

Нестор был почти раздавлен.

— Сделай мне минет! — приказал он, истерически взвизгнув.

— Прости, — отказалась она нежно, глядя на своего умирающего мужчину, как смотрят на любимого ребенка.

Он впервые заплакал перед ней. У него так все смешалось в голове в кашу — от наркотиков и метастаз, выстреливших куда-то в мозг.

— Ну пожалуйста, — умолял, плача, Нестор. — Это же в последний раз… Ты жестокая! Я же умираю!!!

Она вздохнула, по-деловому собрала пахнущие яблоком волосы в пучок и, раздвинув полы халата Нестора, выпустила ртом в сторону умершей, ставшей маленькой, скрюченной гордости Строителя теплый воздух. Потом еще раз и еще, будто отогревала после мороза.

Он сам рассматривал низ своего живота — и не узнавал его.

Вот таким вот должно выглядеть здание хосписа — скукоженным и поникшим, как его член. А тут вот такое веселенькое строеньице, похожее на детский садик, в котором жизнь будто начинается. Насмешка!.. Кто архитектор?.. Что за падла!

«Ну давай же, оживай!» — Он мысленно пришпорил свое достоинство, глядя, как Алинин язычок и ее вишневые губы пытаются стать той живой водой из былины, способной на воскрешение.

Ни одного признака жизни!

«Вот и я так через несколько дней буду лежать во гробе — недвижимым, как и член мой», — представил Нестор, хлюпая носом. Костистой рукой он отодвинул лицо девушки от своего живота, внезапно захотев со всей силы ударить Алину по этим наполненным жизнью губам. Но переборол себя, к тому же и сил на приличный удар не было.

— Спасибо, — поблагодарил Алину за попытку. Она облизнула губы, выпрямилась и распустила белые волосы.

— Ты устал, Строитель, — сказала. — Тебе необходимо отдохнуть. Я пойду?

— Иди, — разрешил он. — Еще придешь?

— Да, — обманула Алина.

Он ждал ее несколько дней, пока паузы между приходами боли были существенными. Потом ждать перестал. Теперь Нестор с трудом отличал действительность от галлюцинаций, так как было слишком много наркотиков, спасибо другу. Зато не было боли…

За ночь до смерти Нестор узнал главное в жизни…

Ему приснился самый страшный в жизни сон. Сновидение было настолько реальным, что все измученное тело Нестора тряслось так, как будто агония уже началась. Ему привиделось, что Верка в Турции, плывет по морю, перебирая ручками, счастливое дитя, напялившее на себя любимый надувной круг с лебединой головой. Он как бы отвернулся от Веркиного счастья, чтобы оглядеть округу… А потом круг лопнул, и она, глотая соленую воду, закричала:

— Папуся-а-а! Спаси, папуся-а-а!!!

Он поскакал по горячей гальке верблюдом, понимая, что Верка совсем далеко, что она захлебывается, и вот набегает волна — и ее головка исчезает, оставляя на поверхности крик. До него доходит, что любимая доченька погибла, что больше нет ее, нет навсегда! На тысячелетия!.. И такая душевная боль охватывает все существо его, что он падает ничком на землю и кричит во все горло, раздирая связки:

— Господи-и-и! Что же это?!! Господи, помоги!!! Перенеси меня в другое пространство, где моя доченька жива! Я умоляю тебя, Господи! Возьми мою жизнь, только пусть она живет!!! Господи-и-и!!!

А потом он вынырнул из сна, совершенно трезвый от наркотиков, и увидел перед своей кроватью детей своих, Птичика и Верку. А с ними мать их. А Верка живее всех живых!.. Здесь-то Нестор все и понял. Спасибо тебе, Господи!

Он лежал и счастливо смотрел на своих близких целых пять минут без боли. Он наблюдал, как их мать отчаянно скучает и старается не смотреть на него из брезгливости. Зато у Анцифера глаза, полные слез, и живая Верка сострадает как может.

— Иди, сынок, ко мне, — прошептал он. — Я тебя обниму и дам тебе силы!..

Она удержала сына за руку, чтобы не прикасался к отцу, как будто раком можно заразиться. Вот сука!

Здесь опять пришла боль, заставившая Нестора застонать и нажать кнопочку пистолетика. Реальность стала затуманиваться, он успел увидеть, как Птичик потянулся к нему всем телом, вырываясь от матери. Подался навстречу сам, хохотнул, сблизившись, коротко подумал, что про пространство Анцифер не поймет, а потому произнес сыну почти в самое ухо на языке игровой приставки:

— Другой левел!

После этого лампочка жизни Нестора погасла.

Game over!

Он уже не мог видеть, как мать утащила детей из палаты, не мог услышать плач Птичика и Веркину про бейби-бона констатацию не мог засвидетельствовать. Ему было все равно, что его тело равнодушные санитары стащили, как пустой мешок, в морг и оставили свисать тощими руками с каталки без холодильника на целых два дня. Ничто не искажает человеческую плоть так, как быстротечный рак. Подумаешь, холодильник.