которые и два века спустя упорно сопротивлялись христианизации. Несколько больший успех проповедь христианства имела в IX веке среди данов и балтийских славян, хотя и те в массе своей оставались язычниками. В любом случае, согласно греческим источникам, христианство приняли неведомые вожди русов, атаковавших Царьград, берега и острова империи в 860 году. Согласно «Окружному посланию» константинопольского патриарха Фотия (867), после заключения русами мира с империей в 866 году на Руси была учреждена епископия. «Даже для многих многократно знаменитый и всех оставляющий позади в свирепости и кровопролитии, тот самый так называемый народ рос, – восторженно сообщал восточным патриархам Фотий, – те, кто, поработив живших окрест них и оттого чрезмерно возгордившись, подняли руки на саму Ромейскую державу… ныне… переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан… став в положение подданных и гостеприимцев вместо недавнего против нас грабежа и великого дерзновения. И при этом столь воспламенило их страстное стремление и рвение к вере… что приняли они у себя епископа и пастыря, и с великим усердием и старанием встречают христианские обряды». По другим греческим источникам мы знаем, что около 875 года Русь вновь заключила мир с Византией, по условиям которого император Василий и патриарх Игнатий отправили на Русь архиепископа, который и крестил великого князя («архонта русов»). Имя этого князя неизвестно, и гадать о том, кем он был, я не берусь. Легенды о Фотии как крестителе долго бытовали и на Руси. Распространенность православия у нас вряд ли была велика, однако в списках Константинопольских епархий Русская числилась в конце IX века 61‑й, а затем 60‑й. Никон Великий, упоминая об этом нашествии русов до появления Аскольда, Дира и даже Рюрика, оставил слушателей летописи гадать, не были ли те русы от рода Рюрика. А составитель «Повести временных лет» исправил этот текст, как мы помним, к вящей славе Рюриковичей.

Кульминационный момент начала новой династии у Никона не датирован: «И сел Игорь, княжа в Киеве, и были у него мужи варяги, словене, и с тех пор прочие прозвались русью». С каких именно пор, летописец не удосужился указать, а скорее всего, просто не знал. Однако Игорь изображен первым правителем Древнерусского государства. Он «начал города ставить и установил дань давать – словенам, и варягам, и кривичам, и мери дань давать варягам, а от Новгорода 300 гривен в год ради мира». Новгородская гривна – брусок серебра весом около 204 граммов в виде палочки, чтобы легче было рубить на части. 300 гривен – это крупная сумма в 61,2 килограмма серебра в год.

Какие города ставил Игорь – неведомо, но, уйдя с Русского Севера, который Рюрик был призван защищать, князю было логично от морских разбойников-варягов просто откупиться. Причем откупаться должны были и местные славяне с финно-уграми, и пришедшие сюда варяги. Дань морским разбойникам жители севера Руси платили, видимо, с перерывами до 1054 года (согласно «Повести временных лет», от нее отказались только после смерти Ярослава Мудрого). Причем указанная Никоном сумма – это огромное богатство, на которое можно было нанять для обороны хорошую дружину. Но наличие на севере сильной дружины не устраивало князя в Киеве: ни Игоря, пришедшего из Новгорода и убившего Аскольда и Дира, ни Владимира Святого, пришедшего из Новгорода и убившего Ярополка, ни Ярослава Мудрого, пришедшего из Новгорода и захватившего престол, в борьбе за который погибли почти все его братья. Удивляться нечему – таково было «государство», основанное князьями-разбойниками. Какая ирония: отразив нашествие балтийских пиратов, отказав им в дани и перессорившись, древнерусские племена нанимают Рюрика с его родом, чтобы уже по приказу русских князей больше ста лет снова платить дань морским грабителям…

Киев и Смоленск с их торговыми путями, конечно, приносили князю доход, но именно удачный грабеж мог помочь Игорю привлечь к себе достаточно воинов для сохранения власти. «По прошествии же сих времен, – констатировал Никон Великий, – в год 920 послал князь Игорь на греков воинов русь, ладей[41] 10 тысяч. И приплыли к Царьграду, и много зла сотворила русь. Суд (гавань Константинополя. – А. Б.) ведь весь пожгли огнем, а когда брали пленников, одних распинали, иных же на земле иссекали, в других же, поставив, стрелами стреляли, как враги творят; изломав руки и связав, гвозди железные посреди головы вбивали; и многие церкви огню предали. Во время же то царствовал в городе Роман (император 920–944. – А. Б.), и послал Роман цесарь патриция Феофана с воинами против Руси, и [тот] огненными устройствами пожег корабли русские. И возвратилась Русь восвояси».

Слог этого не очень приятного для руси рассказа явно византийский. И точно, он взят Никоном Великим из русского перевода греческой Хроники Амартола. Но все греческие авторы, а также итальянец – епископ Кремоны Лиутпранд (ок. 922–972) подробно описывают этот поход под 941 годом[42]. Никон вновь или «забыл» дату при пересказе, или намеренно удревнил поход, приближая княжение Игоря по времени к событиям IX века, к призванию Рюрика. Поражение, конечно, не украшало первого русского князя. Это надо было исправить.

Под 921 годом Никон написал, что «Игорь и Олег собрали воинов многих – и варягов, и словен, и кривичей, и корабли многие бесчисленные». Сбор произошел в землях Новгорода – ведь ни поляне, ни древляне, ни одно из сильных плененных объединений юга не упомянуты. Но без киевских воинов, по мнению историков вроде бы уже носивших имя руси, попытка взять реванш у греков была бессмысленной. Именно в преданиях русских дружинников из Киева Никон и нашел великолепный сюжет, самый знаменитый и романтичный в нашей древней военной истории:

«В год 922 пошел Олег на греков и пришел к Царьграду. И греки замкнули Суд (перекрыли гавань цепью. – А. Б.), а город затворили. И высадился Олег, и повелел вытащить корабли на берег, и повоевал около града, и много убийств сотворил грекам, и разрушил многие палаты и церкви. И повелел Олег воинам своим колеса сделать и установить корабли на колеса. И был попутный ветер, и подняли паруса, и с поля пошли к городу. Увидев же, убоялись греки, и сказали, выслав к Олегу (парламентеров. – А. Б.): “Не губи города, дадим дань, какую хочешь”. И остановил Олег воинов, вынесли ему еду и вино, и не принял его – было ведь приготовлено с отравой. И убоялись греки (как не убояться непьющего руса! – А. Б.), и сказали: “Это не Олег, но святой Дмитрий послан от Бога на нас”. И заповедал Олег дань давать на 100 кораблей по 12 гривен на человека, а в кораблях по сорок мужей (9792 килограмма серебра. – А. Б.). Сам же взял злато и паволоки (дорогие шелковые ткани. – А. Б.), и возложил дань, ее же дают и доселе князьям русским». А в утверждение победы русского оружия