теряю дар речи. От того, что он думает о совместной жизни в будущем, от того, что он явно хочет видеть меня в своей жизни. Я не могу понять, насколько сильно я хочу того, что он описывает. Ходить на обычные домашние вечеринки, позволять ему показывать меня. Встречаться с его друзьями — быть частью его жизни.

Камми была права, в конце концов. Я действительно все испортила.

— Конечно. — Я переплетаю свою руку с его и надеваю свою самую блестящую улыбку. — В любом случае, просто следуй моим указаниям. Все будет хорошо.

Мы выходим из отеля, когда я что-то замечаю. Я останавливаюсь на месте. — Ной.

— Да?

Я закрываю рот руками. — Почему ты носишь рюкзак?

— Потому что, — говорит он, жестом показывая на рюкзак, как будто я еще не уставился на него в ужасе, — он мне нужен, чтобы нести свои вещи в поезде.

— В поезде? Но у вас же есть машина.

Он издал смешок недоверия. — Водить машину? В Лондоне? Господи, да ты действительно американка.

Я хочу сказать, что никогда не вожу машину в Лондоне — меня просто возят по городу, но, думаю, это только укрепит его аргументы, а не мои.

— Ну, а что тебе вообще нужно? Что у тебя там вообще есть?

— Ну, знаешь, стандартные вещи. — Он снимает ремень с плеча и расстегивает рюкзак. — Например… зарядное устройство, наушники, вода — обычные вещи.

— Обычные вещи? — Я достаю то, что выглядит как синий пластиковый бочонок с ручкой. — Боже, что это?

— Это моя бутылка с водой. Нужно поддерживать нормальный уровень воды.

— Я знаю о важности гидратации, Ной. Но это просто…

Я наблюдаю за тем, как он медленно убирает свою огромную бутылку с водой обратно в рюкзак. Выражение лица у него озадаченное. Он явно не понимает, почему это так нелепо — принести галлон воды на благотворительный гала-концерт. Закрыв пространство между нами, я прижимаюсь поцелуем к его губам.

— Ты такой милый, — говорю я ему в губы, прежде чем отстраниться. — Пойдем, я попрошу персонал отнести твой рюкзак в мою комнату. Ты можешь прийти и забрать его позже. Давай поторопимся, лимузин уже ждет нас.

Его глаза расширились, когда мы поспешно вышли из отеля. — Лимузин?

Я ухмыляюсь. — Дай угадаю — ты никогда раньше не ездил на лимузине.

— Очевидно, нет. Ты первая богатая девушка в моей жизни.

Я поднимаю бровь. — О, первая? Или сколько их?

Он смеется. — Зависит от того, как долго ты будешь держать меня рядом, не так ли?

— Не могу поверить, что ты уже планируешь заменить меня на другую богатую девушку.

Он обхватывает меня за плечи и сжимает мою талию, когда перед нами останавливается лимузин. — Ты привила мне вкус к этому образу жизни.

Мы смеемся, и только когда мы оба садимся в лимузин, я понимаю, что он только что назвал меня своей девушкой.

Но разве не в этом был план? Чтобы он думал, что у нас есть отношения?

Что не входит в план, так это то, как сильно мне это нравится. То, как мне хочется улыбаться до боли в щеках, то, как от этого кожа покрывается мурашками и становится теплой, как будто я купаюсь в солнечных лучах, то, как от этого мое сердце становится таким полным, что может взорваться.

О боже. Я действительно облажалась.

* * *

В арт-галерее все так, как я и предполагала: блеск знаменитостей в дизайнерских платьях, влиятельные люди от кутюр и представители высшего общества, у которых больше денег, чем они могут потратить за всю свою жизнь.

Взявшись за руки с Ноем, я поднимаюсь по ковровым дорожкам в направлении атриума галереи. Вокруг нас мелькают камеры, репортеры из социальных сетей с крошечными микрофонами, зажатыми в длинных акриловых трубках, толпятся по краям ступенек.

Ной крепко обнимает меня.

— Почему ты не сказала мне, что все будет так шикарно? — пробормотал он мне в ухо.

— Все не так уж и причудливо, — отвечаю я, прижимаясь к его щеке. — Не волнуйся, я не оставлю тебя, хорошо?

В засаде нас встречает знаменитый журналист, одетый в изысканную двойку из розового атласа.

— Серафина Розенталь, детка, ты же знаешь, что я обожаю все, что ты носишь.

Я любезно улыбаюсь в ответ, и мы обмениваемся поцелуями в щеку. — И я тебя!

— Ты расскажешь всем модницам, что на тебе сегодня?

— Конечно. — Я поворачиваюсь к камере, даря ей свою лучшую улыбку для социальных сетей. — Это платье разработано и создано вами. Осенью я поступлю в школу моды, так что следите за новыми моделями Грязная принцесса от Серафимы Розенталь.

Рука Ноя почти незаметно обхватывает мою талию — поддержка, в которой я даже не подозревала, что нуждаюсь.

Журналистка восторгается моими платьями и расспрашивает меня о моем будущем лейбле. Я отвечаю на все ее вопросы, пока она не направляет свой микрофон в сторону Ноа.

— А кто эта прекрасная конфетка с тобой?

У него широко раскрытые глаза, как у оленя в свете фар. — Ноа. Ноа Уотсон.

— И чем же ты занимаешься, Ной? — влиятельная особа тянется к нему и сжимает его руку. Я бросаю на нее взгляд, и она тут же отступает. — Ого, ты занимаешься спортом, да?

— Я, эм, занимаюсь боксом, — говорит Ной. Он смотрит на меня и произносит слово "помоги".

Я смеюсь и веду его прочь.

— Скоро увидимся, девочка! — кричу я через плечо, не оглядываясь.

— Если это то, что значит быть богатым, — бормочет Ноа мне в ухо, — то я лучше буду бедным.

— Ты привыкнешь к этому, — вздыхаю я.

— Не думаю, что смогу, — отвечает он.

Я даже не могу его винить. К такой жизни можно привыкнуть, но я живу так с самого рождения. Дезориентирующие вспышки фотокамер, микрофоны, прижатые к моему лицу, полное отсутствие личного пространства — все это было частью моей жизни, сколько я себя помню. Даже в Спиркресте, хотя мы более или менее защищены от реального мира, мы все равно каким-то образом создали уменьшенную версию жизни высшего общества.

Я никогда не знала ничего другого, но если бы я могла оказаться где угодно прямо сейчас, то это было бы не здесь. Это было бы где-то в маленьком, отдаленном и тихом месте — с Ноем. Ни камер, ни микрофонов, ни социальных сетей, ни глаз.

Потому что, как только мы вошли в галерею, я почувствовала только это. Глаза на мне, пронзающие меня со всех сторон. Это особое ощущение, как будто к тебе что-то прилипло. Не больно, но неприятно и неотступно.

Тем более, что