Увлеченные разговором, судья и полицейский прошли мимо. Похоже, они действительно обсуждали что-то важное.

– Прощайте, – прошептал Карлос, зажав между пальцев дымящуюся сигарету и не спуская с них глаз.

– Мартини, сеньор, – сказали рядом с ним, и на столе появился бокал.

Следственная группа, которую прислали из Сантандера, сразу понравилась судье де Марко. Вместе с капитаном Лопесом приехали молодые, прекрасно подготовленные ребята. «Поразительно, – думала она, – сколько перемен в стране за эти годы». Судья смотрела, как слаженно и четко работает группа, используя самые современные методы криминалистического анализа и расследования. Но все равно они упирались в стену. Так она и сказала капитану Лопесу, возглавлявшему работу группы.

– Мы не можем найти орудие убийства, нет четких следов и ни одного свидетеля…

– А свидетели должны быть. Должны, и не один, – сказала судья де Марко. – Я имею в виду не тех, кто мог видеть само преступление, а людей, видевших какие-то мелочи, на которые они не обратили внимания, а эти мелочи на самом деле очень важны: они могут подсказать нам, в каком направлении искать.

– Ну, это зависит от удачи, – ответил капитан.

– Нет, это зависит от настойчивости. Нам нужен кончик нити, за который можно потянуть. Иначе мне не на чем строить обвинительное заключение. Поиски доказательств, когда не знаешь, что искать, гораздо больше зависят от случая, но вы же ищете.

Да, работали они хорошо, но работали вслепую. Анализ крови, которую, как они полагали, оставил на ковре споткнувшийся убийца, ничего не дал: это оказалась кровь судьи Медины. Хотя территория поиска постоянно расширялась, они не могли найти ни орудие убийства, ни обувь со следами крови – несколько нечетких следов позволили предположить, что убийца был в кроссовках. В конечном счете у Марианы оставалось только предположение, доказать которое она не могла, что убийца жил где-то среди отдыхающих. По существу, это было единственное сколько-нибудь достоверное предположение, – во всяком случае, она в него верила. Поэтому Мариана собиралась допросить тех, кто работал у отдыхающих, при малейшей возможности побеседовать с владельцами домов и обыскать там все до последнего уголка – словом, искать, пока не удастся обнаружить ниточку, потянув за которую, можно распутать сам клубок. Они уже делали это, но пока очень осторожно, стараясь не волновать людей, живущих в Каштановой долине и в Холмистом, и не навредить следствию. Однако им не удалось обнаружить ни орудие убийства – складной нож, скальпель или какой-нибудь остро отточенный инструмент, – ни эти проклятые кроссовки, ни мотив преступления, который, она не сомневалась, сразу вывел бы их на преступника. Удача не желала им улыбаться. Капитан Лопес, пожалуй, поддерживал ее версию о том, что убийство совершено кем-то из людей, принадлежавших к довольно широкому кругу, в котором вращался судья Медина. Во всяком случае, капитан активно ее разрабатывал: в городке действовала разветвленная сеть агентов, ловившая каждое слово, каждый намек в надежде услышать что-нибудь, способное пролить свет на преступление, – как об этом и просила Мариана. Но все их усилия были впустую, и они начинали терять надежду. Судья де Марко стала бояться, что расследование займет больше времени, чем она предполагала, и, в конце концов, будет приостановлено. Ей совершенно не улыбалась перспектива подписать постановление о приостановлении следствия.

Судья вспомнила допрос Фернандо Аррьясы: когда она упомянула складной нож как возможное орудие убийства, Фернандо с ней согласился. Мариане не хотелось расставаться с мыслью, что убийство совершено уголовником. Каким бы ни было орудие убийства, оно не с неба упало: у него был владелец, и этот человек воспользовался именно им, а не схватил в спешке кухонный нож или что попало. Нет, орудие убийства принадлежало убийце, и это плохо вязалось с предположением, что убил кто-то из отдыхающих. Судья де Марко не сомневалась: этот человек уничтожил орудие убийства, и значит, поиски надо продолжать. Она вспомнила, как кто-то сказал, едва они обнаружили труп: «Этого типа зарезали ножом для свежевания туш». Кажется, полицейский, который вместе с ней составлял протокол осмотра места происшествия. Но его слова натолкнули Мариану на мысль, что убил, пожалуй, человек городской – слишком непохоже все это было на преступления, какие совершают деревенские жители, убивающие ножами для свежевания туш. Тогда что же – пружинный нож? Скальпель? Во всяком случае, допрашивая Фернандо Аррьясу, она вспомнила о складном ноже; и сейчас мысль эта снова пришла ей в голову, поэтому судья де Марко решила на свой страх и риск поделиться с капитаном своей догадкой…

Это было неизбежно. Обняв Кармен за плечи, Карлос левой рукой притянул лицо женщины и, увидев в блеске ее глаз подтверждение тому, в чем он и так не сомневался, медленно поцеловал ее с той осторожной неспешностью, с какой, давным-давно, подростком, он голышом ступал в прозрачные речные заводи, где водилась форель. Они сидели в машине, остановившись на обочине, откуда открывался прекрасный вид.

Оторвавшись на несколько секунд от ее губ, Карлос бросил взгляд на белый свет и увидел безоблачное голубое небо над головой и зеленую долину внизу, у своих ног. Он снова прильнул к губам Кармен, и все отступило, кроме их ощущений, и время остановилось. Иной свет озарял их; он пульсировал, и губы их искали друг друга, но с нежной умудренностью, не вспыхивали сразу, а медленно растворялись друг в друге, расплавлялись на маленьком огне. В поцелуях Карлос угадывал требовательное желание Кармен и собственную счастливую дрожь. И все это рождало ощущение слитности, медленно, как масло, растекавшееся по их телам.

«Почему?» – спрашивал себя Карлос, весь во власти собственных ощущений, покрывая быстрыми поцелуями ее лицо; они целовались порывисто, как возбужденные птички, словно отмечая быстрыми поцелуями места, где потом, когда они, наконец, сольются в одно, задержатся их губы. Они были похожи на птичек, любовно стукающихся клювиками, и начали смеяться – еле слышно, сквозь сомкнутые губы, как сообщники, которым эта игра известна наперед и которые, предвкушая грядущее наслаждение, распаляют друг друга, быстро и возбужденно делясь крохами удовольствия. Карлос с бессознательной властностью обхватил затылок Кармен руками, и она тут же радостно откликнулась, принялась гладить его волосы, теребить их пальцами; они придвигались друг к другу все ближе, возбуждаясь и возбуждаясь, перетекая друг в друга: рот в рот, языки переплетены и просят, нет, требуют полного слияния. Краешком сознания Карлос все это время понимал, что пора уезжать отсюда, пора искать другое место, но его левая рука сама собой протянулась к дверце машины, и, когда он открыл ее, они с Кармен начали выпадать наружу, медленно-медленно опускаясь на землю, и застыли, лежа около приоткрытой дверцы; они снова начали целоваться, а вдали слышался шум мотора, он приближался, вот машина промчалась мимо и скрылась вдали, за ней еще одна, и еще, – а они все целовались и целовались.

Кармен нагнулась над водой и сказала:

– Какая прозрачная, как стекло.

Карлос улыбнулся. Они сидели у заводи, где вода стояла не шелохнувшись – речка пробегала мимо. Над заводью наклонился и раскинул ветви бук, словно пытался обнять ее и оградить от шумевшей рядом воды: та спешила на встречу с большой рекой, протекавшей в Сан-Педро. Карлос притянул Кармен к себе.