по направлению к идущим, после чего побежал по тротуару в сторону улицы Большой. Свёрток упал в ливневую канавку между тротуаром и дорогой в двух-трёх шагах от Ренненкампфа. Генерал-лейтенант заметил, что брошенный свёрток дымится и «инстинктивно сделал несколько шагов». Сопровождающие тоже подались вперёд, а поручик Гейзлер поскользнулся и упал, так как накануне выпал снег и дорога была скользкой, и, как только он начал подниматься, раздался взрыв.

В доме напротив со звоном полопались стёкла, Ренненкампф почувствовал «некоторый толчок», а сопровождавший его штабс-капитан Берг упал. Взрыв привлёк внимание прохожих, поэтому бегущий террорист был сбит с ног проходившим мимо неизвестным человеком в форме почтово-телеграфного ведомства и задержан подоспевшими двумя солдатами и городовым. Арестованный был препровождён на главную военную гауптвахту. Генерал и его сопровождающие были оглушены, а у поручика Гейзлера оказалось опалено пальто. Больше никто не пострадал.

По показаниям свидетелей, бомба взорвалась «лишь наполовину» из-за несовершенной конструкции и не смогла причинить сколько-нибудь значительных увечий. Однако если силы ударной волны хватило на то, чтобы выбить стёкла близлежащего дома, значит, сам снаряд был достаточной мощности. Жертв не было из-за отсутствия поражающих элементов бомбы, коими обычно выступали самодельная шрапнель и оболочка снаряда.

Немного иначе осветила покушение супруга генерала Вера Николаевна Ренненкампф. На тот момент она ещё не была с ним знакома и основывалась на слухах о происшествии и рассказе мужа. По её словам, генерал не растерялся и сам бросился за преступником, приказал идущему невдалеке солдату поставить ему подножку и арестовал террориста. Кроме того, в её воспоминаниях фигурирует вторая бомба, которую задержанный, растерявшись, не бросил, а также второй террорист, убежавший с места преступления.

Задержанный бомбист отказался называть своё имя, заявив только, что он член летучего боевого отряда Сибирского союза партии социалистов-революционеров и что совершил покушение на генерала за «убийства и порки, совершённые им как начальником карательного отряда», и считал его убийство своим нравственным долгом.

Обнаруженная при нём записная книжка не содержала информации о возможных соучастниках и их планах. Генерал-губернатор затребовал дело для передачи в военно-полевой суд. В три часа ночи 31 октября состоялось экстренное заседание военно-полевого суда, на котором неизвестный был признан виновным «в покушении на убийство при отягчающих вину обстоятельствах» и приговорён к смертной казни через повешение.

Казнь была назначена на 10 часов утра. В тот момент, когда осуждённый был выведен во двор Иркутского тюремного замка для исполнения приговора, он был опознан полицейским приставом, его соседом по имению в Харьковской губернии. После этого террорист признался в том, что его зовут Николай Васильевич Коршунов, что он дворянин, сын помещика Харьковской губернии, был осуждён за политические преступления и бежал из места ссылки в Нарымском крае. Тут же Н. В. Коршунов написал письмо матери и в качестве последней воли просил его передать. Кроме прочего осуждённый произнёс фразу, которая заставила заволноваться правоохранителей: «Если не удалось убить его мне, то его убьют другие».

Несмотря на новые обстоятельства, казнь не была перенесена и приговор привели в исполнение в 10 часов 55 минут утра. Подобная поспешность привела к тому, что следствие скоро зашло в тупик и было приостановлено «за необнаружением других виновных, кроме казнённого».

Вскоре Ренненкампф познакомился со своей будущей женой – Верой Николаевной Крассан, которая незадолго до описываемых событий с семьёй своей сестры приехала в Иркутск. Как раз в день покушения во время вечернего представления в театре Вера Николаевна впервые увидела своего будущего супруга. В декабре 1906 года Ренненкампф получил назначение в штаб армейского корпуса в Вильно, а незадолго до отправления на новое место службы, 15 января 1907 года, Павел Карлович и Вера Николаевна сочетались браком в Князе-Владимирской церкви Иркутска. Само бракосочетание прошло в тихой обстановке и практически втайне во избежание нового покушения. Супруги Ренненкампф отправились в Европейскую Россию и в Сибирь больше не возвращались.

Жизнь генерала завершилась трагически: в 1918 году он отказался принять командование частями Красной армии и был расстрелян большевиками в Таганроге.

Немного статистики. Только за 6 месяцев 1906 года развернувшийся террор унёс 768 жизней, ранены были 820 человек. На совести одних только эсеров 78 эпизодов «красного террора».

Власть отвечала жёстко. Загремели залпы расстрелов, задёргались в петлях тела «героев террора», просто всяких лихих людей. Столыпинский «Закон о военно-полевых судах» (19.08.1906) вынесение смертного приговора вообще юридически упростил до крайности.

При этом считалось, что расстрел – мера нежелательная. Разлагает солдат. Расстреливали чаще под горячую руку, например, при подавлении восстаний. Или военнослужащих (скажем, участников солдатских и матросских бунтов) – как нарушителей присяги. Но, в принципе, исходили из того, что солдат – воин, а не убивец, кроме того, он человек призванный, случайный. Может взять да и отказаться стрелять (случаи были) – что тогда? Лишние проблемы. Или просто – вернётся со службы, болтать начнёт. Потому высшую меру предпочитали осуществлять через повешение. Так и позорнее, и исполняют казнь специальные люди, понимающие, чем занимаются.

В столичном Санкт-Петербурге вешали на Лисьем Носу. Это мыс под Кронштадтом в 25 километрах от города (сейчас там дачный посёлок). Местность тихая, лесистая, охраняемая (рядом располагались кронштадтские пороховые склады), лишние не ходят. Вот в версте от пристани и оборудовали специальную площадку.

Но ведь смертная казнь – государственное мероприятие. Всё не просто так. Кто нужен для исполнения приговора? Понятно, палач. Однако сколько народу кроме него! Чиновники от разных ведомств для фиксации события и оформления протокола. Священник (согласно вероисповеданию). Представитель армии (территория-то военная), которому поручались также охрана и «техническая часть» процесса. А это: а) доставка, сборка, разборка и увоз виселицы (не маячить же на Лисьем всё время данному сооружению!); б) контроль за доставкой приговорённого и конвоя (зимой по дачной ветке особым поездом, а летом либо на судне речной полиции, либо на военно-морском хозяйственном пароходике, который назывался «Рабочий»); в) подготовка (заранее) могил; г) захоронение трупов – и так далее. Даже особый кузнец требовался. Казнимых ведь доставляли в кандалах, железо надлежало расклепать и по акту вернуть в тюрьму.

При этом, как сказано выше, солдат и матросов в казни не задействовали (разве что для охраны территории). «Технической частью» занималась группа работяг из Инженерного управления Кронштадтской крепости. И сложилась на Лисьем Носу постоянная «команда смертных приговоров»: прапорщик Петров (распорядитель), мастера – кузнец и плотник, собиравший и разбиравший виселицу, плюс пара-тройка мужиков для рытья могил и захоронения повешенных.

Лисий Нос потом прозвали Лобным местом русской революции. Но здесь вешали не только революционеров (в основном – эсеров-террористов), но гораздо больше – уголовников. Смутное время! Преступность разгулялась, её тоже давили железной рукой. Может, в другие годы какому-нибудь грабителю, даже убийце вкатили бы лет двадцать каторги, но сейчас – «вышка». Кроме того, по столыпинскому закону массу дел начали ускоренно рассматривать военно-полевые суды округа, а округ территориально был больше