— Так скажи, — равнодушно проговорила она. В иссушенную покрасневшую кожу впивались острые соломинки, но руки, как всегда, не болели. И внутри было совсем пусто — как всегда.

— Скажу. Только сначала скажи мне ты. Что это было.

— Да так.

Его невнятный вопрос и ее бессмысленный ответ повисли в воздухе. Глэйв постоял, потом сел рядом, мягко утопая в сене. От него хорошо пахло.

«Он красив, — подумала Эллен. — Он нравится мне, и он красив. Он сразу мне понравился. И сейчас он так близко». Она вспомнила глаза насильника на большой дороге, пронзающие ее в тот самый миг, когда его плоть пронзала ее плоть, а нож в руке Рослин — его спину, и судорожно стиснула колени вместе.

— Я думал, ты обычная глупая баба. Что ты простая.

— Я простая.

— Ты что, не чувствуешь боли?

— Только боли от огня. Да, не чувствую.

— Совсем?

— Совсем.

— Но ожоги-то остаются?

— Остаются, но не болят. Главное — грязь не занести. Миледи... Ровена умеет делать снадобья, останавливающие заражение. Завтра я ее попрошу, она мне сделает.

— И давно ты так?..

— Нет.

— Не с рождения?

— Нет.

Темнело уже просто на глазах. Огонек костра, видный сквозь раскрытую дверь, становился все ярче. Под дырявым потолком звенели комары.

— И как это случилось?

— Мне передали весть, что мужчина, которого я любила, пал в бою с тальвардами. И что они надругались над его телом. И забрали его в свой лагерь. В тот момент я держала в руке свечу, с которой тек воск, — хотела подчистить. И вот так я стояла. Потом только заметила, что воск мне всю руку залил. С тех пор я не чувствую боли от огня. Наш придворный лекарь сказал, что это просто необычное последствие горя. И со временем пройдет.

Она сама не знала, почему ответила. Помолчав, Глэйв спросил:

— И когда это было?

— Два года назад.

— И не прошло.

— Еще нет.

— Ты так сильно любила того парня?

— Да, сильно.

— Кем он был?

«Он был не такой, как ты. Он совсем не был похож на тебя. Ты много смеешься — хотя сейчас вот нет, — а он почти никогда не смеялся. Он был очень серьезный. Он хотел очистить мир от скверны. И верил в то, что сможет».

— Он был... человеком великого рода. Мы не смогли быть вместе.

— Но ты же дворянка?

— Мой отец был мелкопоместным лордом.

— И ты ходишь в служанках.

Эллен повернула голову и обнаружила, что уже не может разглядеть в темноте лицо Глэйва. Но почему-то это не встревожило ее — ни это, ни то, что она оказалась в Тальварде, в темном сарае с тальвардским мужчиной. Хуже не будет, подумала она, хуже уже не будет.

Хуже, чем тогда, когда она посмотрела на свою руку и увидела, что ее облепил воск, не будет.

— Госпожа Ровена гораздо знатнее меня.

— Можешь называть ее настоящим именем. Я никому не скажу.

Эллен резко приподнялась на локтях. Прядь волос, выбившаяся из узла, упала ей на лицо Глэйв отвел ее в сторону.

— Что ты...

— Ты похитила калардинскую княжну. И мне очень интересно, зачем тебе это понадобилось.

Спокойствие мигом улетучилось. Эллен села. Теперь их лица были совсем близко.

— Ты ошибаешься...

— Перестань, Эллен. Я давно понял это — еще в самом начале. Мне доводилось видеть лиц княжеской крови, я знаю, как они держатся.

Эллен сглотнула.

— Ты... ты теперь...

— Я теперь просто хочу знать, что тебя подвигло на подобное. Меня удивляет не твоя глупость, а твоя отчаянность. Не могу понять, как ты рассуждала.

— Я ее не похищала. Она сама хотела сбежать.

— Сбежать? В Тальвард? Дочь калардинского короля?

— Она хочет изучать некромантию. Уже давно хочет. Я это всегда знала. Она... Глэйв, она делает очень странные вещи. И всегда делала. Если бы она осталась, случилось бы что-то ужасное. Я не знаю что, но...

— Ужасное случится, если она не вернется, — мрачно сказал Глэйв.

Эллен не рискнула спросить, что он имеет в виду. Сейчас и она, и ее маленькая госпожа были в полной власти этого человека.

— Вот почему я никогда никому не стану присягать, — вдруг со злостью бросил Глэйв, не глядя на нее. — Верность долгу принуждает делать феноменальные глупости.

— Не в верности дело.

— А в чем? Она вздохнула.

— Я пошла с ней, потому что мне... мне тоже надо было оттуда уйти.

— В Тальвард?!

— В Тальвард.

Глэйв посмотрел на нее как на помешанную. Потом его взгляд прояснился, и он медленно проговорил:

— Ты... надеялась, что найдешь здесь его? Твоего мужика? Ты думала, наши некроманты забрали его, чтобы оживить?

Сейчас, в его устах, это звучало невероятно глупо, но — Да, именно об этом она и думала. Два года кряду она днем и ночью думала только об этом как одержимая. Что Рассел где-то там, он жив, он дышит, она может снова прижать свои губы к его губам... и они шевельнутся в ответ. Она знала, что вряд ли дойдет до Тальварда живой и что, даже если это удастся, шанс отыскать Рассела ничтожен... О ничтожности шанса на то, что ее мысли — не бредни обезумевшей от горя вдовы, она думать не хотела.

— Всеблагие небеса, женщина, — проговорил Глэйв. — Твой мужик уже давно хладный труп. В самом лучшем случае из него сделали зомби и держат на цепи в подземелье какого-нибудь из высших некромантов, чтобы он сторожил его магический хлам. Но и то вряд ли, это все бред и сплетни — про зомби, их почти никогда не создают, потому что ими невозможно управлять. Он растерзает тебя на куски, как только увидит... Но более вероятно, что с него просто содрали кожу на плащи. Если он был хорошим воином. Он был хорошим воином?

— Лучшим, — хрипло сказала она. — Самым лучшим.

— Тогда... — Глэйв вдруг осекся. Его ладонь легла ей на шею, но Эллен не отстранилась. — Ты любила наследника? Княжеского сына, брата твоей маленькой ведьмы?

Она не смогла даже кивнуть. Только закрыла глаза, но слезы все равно прорвались на волю: сначала скопились на ресницах, потом закапали вниз, на ее обожженные руки.

Они все правы — она всего лишь глупая женщина. Глупая или безумная, все равно.

— У меня был от него ребенок, — едва слышно сказала она. — То есть... был. Должен был быть. Он родился мертвым... через месяц после его гибели. Я думала... думала, что должна... ему сказать... что...