– Да, несомненно, – признал Оуэн, кивнув головой. – Но, видите ли, как это ни прискорбно, мы имеем все причины думать, что ваше свидетельство было несколько искажено… скажем так, страстью, которую вы испытываете к мисс Долл.

– Страстью! Вы произнесли это слово так, будто речь идет о внезапной лихорадке! Каком-нибудь инстинктивном и необдуманном побуждении! Так можно говорить именно о Майкле!

– Я понимаю вашу точку зрения.

– Вы в этом уверены?

Пол пристально, с некоторым вызовом, посмотрел на Оуэна, затем внезапно поднялся, и в какой-то момент я испугался жесткой реакции с его стороны. Но он быстро прошел в цветник, нагнулся и сорвал цветок анютиных глазок. Затем вернулся обратно, показал цветок моему другу и сказал, что ему очень нравятся эти цветы.

– Посмотрите, какой красивый цветок, мистер Бернс. – Отметьте нежные оттенки основного цвета – голубого, в центре темный бархат и светлую лазурь его лепестков в совершенной гармонии с удивительным желтым пятном!

– Согласен, сочетание очень удачное!

– Да, он невероятно красив…

– Не могу не согласиться с вами, мистер Брук.

– Это настолько удивительный цветок, что его красота может сравниться только с Амели, самой прекрасной из женщин!

– По этому вопросу я тоже не позволил бы себе противоречить вам, – сказал Оуэн, покашливая.

– Я хочу доказать вам, мистер Бернс, что такое прекрасное создание, как она, не может расцвести за один день. То есть ничего вчера не было, а сегодня есть, вы понимаете? Требовалось время, чтобы прийти к зрелости, к настоящей любви, которая является результатом постепенного развития, когда шаг за шагом преодолеваешь каждый этап умения владеть собой, когда нужно со вкусом оценивать каждое мгновение, смягчать порывы сердца, в сладком ожидании своей причастности. Только таким способом можно прийти к расцвету красоты. И эта красота, находящаяся перед вами в данный момент, как тот самый цветок…

И хотя в такой демонстрации чувств Пола Брука не было ничего комического, но, видя, как реагирует на это Оуэн, вполне понимающий его, я с трудом подавил приступ смеха. Совершенно очарованный, мой друг переводил взгляд с сорванного цветка на молодого человека, который держал прекрасное растение в нескольких сантиметрах от его лица.

– Я понимаю, – завершил он, слегка отстраняясь от анютиных глазок. – Очень хорошо понимаю.

– Самое неприятное состоит в том, – проговорил Пол, снова садясь на свое место, – что этого не понимает мистер Денхем.

– А вы пытались ему объяснить? – рискнул предположить мой друг.

Молодой человек пожал плечами.

– Нет. Это было бы пустой тратой времени. Животное влечение толкнуло его к Амели, и он удерживает ее в своих объятиях. Его страсть и упорство при отрицании очевидного сравнимы только с ненавистью, которую он питает ко мне и которая толкает его на совершение страшных поступков…

– Это меня заинтриговало, – задумчиво бросил Оуэн, – но преступления все же мне кажутся действиями, совершенными очень расчетливым и педантичным человеком, а не личностью, действующей под влиянием гнева…

– Но я думаю, что Майкл вполне способен и на такое, мистер Бернс. Если он однажды принял решение, то будет действовать с тем же усердием и той же сноровкой, с какой создает свои картины.

Мой друг согласился со справедливостью данного замечания, а затем спросил с задумчивым видом:

– Мистер Брук, знаете ли вы кого-нибудь, кроме самого себя, в вашем окружении, кто мог бы тайно испытывать чувство ненависти по отношению к мистеру Денхему?

– Почему вы задаете мне этот вопрос? – довольно резко спросил молодой человек. – Разве его виновность не установлена?

– Не совсем…

– Мне казалось, у вас есть мотив, доказательства, чего же еще не хватает?

– Остается установить, была ли у Майкла возможность совершить последнее преступление.

– У него нет алиби, насколько я знаю!

– А у вас самого, мистер Брук, есть алиби в ночь на тринадцатое?

– Я спал, как и всегда, в своей комнате!

– Кто-нибудь может это подтвердить?

Во взгляде Пола Брука вспыхнула ярость:

– Нет, никто…

– Тогда все происходит по законам жанра, – ответил Оуэн с забавной улыбкой. – На то же самое претендует и мистер Денхем. Пойдем дальше. Вы не ответили на мой вопрос. Знаете ли вы кого-нибудь из вашего окружения, кто мог бы иметь причины ненавидеть Майкла?

Он прервался. Задняя дверь дома Бруков открылась и появилась хозяйка, которая объявила, что только что прибыл почтальон и принес срочное, очень лаконичное сообщение, подписанное инспектором Уэдекиндом:

ПРИЕЗЖАЙТЕ КО МНЕ В ОФИС – БЫСТРО – ВАЖНЫЕ НОВОСТИ.

– Я думаю, произошла ошибка, – заявил инспектор, когда мы после полудня вошли в его кабинет в Скотленд-Ярде.

В противоположность своей обычной привычке, Уэдекинд на этот раз не сидел в кресле, а ходил из угла в угол, временами вытаскивая изо рта сигару, не отдавая себе отчета в том, что она погасла. Бесспорно, он был раздражен. Но пока еще мы не знали причину. После краткого приветствия инспектор пригласил нас сесть и выслушать его.

– Я двигался по указанному вами следу, Бернс, – начал он, поворачиваясь к Оуэну. – Кто бы ни был подозреваемым, все вело к дому Бруков. Нам было бы достаточно незаметно наблюдать за его обитателями, чтобы следить за передвижениями двух подозреваемых той ночью. Но прежде чем обратиться к обстоятельствам трагедии, мне бы хотелось поделиться парой наблюдений относительно самого расследования.

Мы обнаружили следы, оставленные горючей жидкостью на трупе доктора Линча. Похоже, прежде чем поджечь все вокруг, его обрызгали керосином, как и сиденье, на котором он находился, как и расколотое дерево по соседству, а также несколько охапок хвороста. Другими словами, этот пожар вызвала не молния, а чья-то преступная рука.

К сожалению, это не все объясняет. Далеко не все. Так как дерево было расколото именно молнией! Ведь невозможно представить себе такого колосса, даже если его звали Родес, чтобы он смог расколоть подобный ствол! Один или несколько человек, или даже с помощью упряжки лошадей! Мы поговорили с местными дровосеками, которые подтвердили: в дерево, несомненно, ударила молния.

Кроме того, дверной замок хижины, служащей убежищем доктору Линчу, подвергся воздействию интенсивного жара, достаточного для того, чтобы частично деформироваться. Еще мы обнаружили на двери странные следы, свидетельствующие о каком-то надувательстве. Дверь вокруг замка сначала расщепили с помощью какого-то инструмента, например топорика, а потом уже подожгли чем-то сильно раскаленным, например жаровней с горящими углями. В общем, у нас есть несколько улик, которые кажутся противоречивыми, но рассмотрим теперь факты в хронологическом порядке.