— Возможно, — начал он, проглотив страх, — я мог бы и дальше выходить с вами в город, и тогда, если люди привыкнут видеть своего принца в обществе байернца…

— Да, конечно же! Отличная мысль, личный Рейзо! — возликовал принц и поуютнее устроился на сиденье кареты, отбросив уныние. — Вы еще увидите. Ингридан еще покажет вам свои истинные цвета.

«Цвета», — мысленно повторил Рейзо и принялся пестовать то, что показалось ему весьма многообещающей идеей.

На следующее утро Рейзо спросил Тейлона, нельзя ли назначить его на лето к принцу.

— По-твоему, он может стоять за сожжениями, — подумал вслух капитан, проводя мечом по точильному камню.

— Не знаю. После Энны я не решаюсь второй раз думать в том же направлении. Если он не лжет, то попросту не имеет достаточно власти. Большую часть времени его мысли не заходят глубже, чем язык, но он может оказаться полезен… — попытался облечь свои впечатления в слова Рейзо. — Куда бы мы ни шли, все смотрели на него, словно на миндальное пирожное. Может, власти у него и нет, но…

— Но люди любят его и оглядываются на него. Мнение народа влияет на совет, а когда осенью возобновятся заседания, именно совет будет голосовать, вернется ли Тира к войне. Очень хорошо, — заключил Тейлон, и меч его взвизгнул от заточки. — Леди Мегина пыталась встретиться с принцем, но, похоже, он избегает любых действий, от которых попахивает политикой. Ступай и посмотри, что удастся сделать тебе.

Покои принца оказались одной комнатой без перегородок, занимающей весь пятый этаж главного дворцового крыла. Рейзо проходил мимо мужчин и женщин — васкингов, огибал колонны, пробирался под полотнищами висящей ткани и каркнул в ответ, когда птица в клетке завопила: «С вашего позволения! С вашего позволения!» В конце концов он нашел принца во внутреннем дворике посреди покоев, в окружении плодовых деревьев в горшках и цветущих лоз.

— Это же личный Рейзо! — вскочив, объявил принц. — Я говорил Ному: сомневаюсь, что он придет, а Ном сказал, что я мог бы отправить посыльного, а я ответил, что не умею, да и неважно, пойдем на галерею, и если сегодня он не придет, то рады ему не будут, потому что я не так уж терпелив и не могу ждать неделю. В конце концов, это моя пора. Так, может, уже пойдем?

Спустя полчаса они прогуливались по неугомонному рынку.

— Руперт, мой старый наставник, поспорил со мной еще на монету, что пусть байернцы не едят младенцев, но уж слово-то они точно не держат. И — ха-ха! Он снова ошибся. Как же я люблю, когда Руперт ошибается!

— Я тоже, — пробормотал Рейзо.

— Руперт не ходит с нами на рынок, ведь если он будет слишком много двигаться, его кости могут сломаться. Только посмотрите, пришла новая партия янтаря!

Рейзо провел несколько часов на одуряющей жаре рынка, ожидая, что его вот-вот внезапно убьют, и спрашивая себя, действительно ли эта бессмысленная прогулка укрепляет мир.

Затем он все же заметил то, что надеялся найти, — купца, торгующего мешочками с байернскими красками. Это был васкинг с косматой копной черных волос и кожей цвета подслащенного медом вина. Торговец сидел в жалкой тесной тележке под изъеденным крысами полотном, укрывающим его от солнца, причем подпорки навеса так искривились, что, будь это ноги лошади, владелец непременно подарил бы ей быструю и милосердную смерть.

— Нет спроса на товары с севера, — пояснил он, избегая даже названия королевства.

Принц нахмурился. Рейзо приобрел несколько мешочков.

Он провел две недели, сопровождая принца на пристани и рынок, в театр и концертный зал, и за это время не обнаружилось ни одного обгорелого трупа. Похоже, зной загнал убийцу в укрытие, но «Манифест Тиры» стоял насмерть. Частенько Рейзо слышал, как кто-нибудь из их числа выступает на Углу ораторов.

— Зачем же нам подставлять брюхо и лизать руку Байерна? — разглагольствовали они. — Их присутствие здесь пятнает нас и отвлекает от собственного предназначения. Тира — величайшая страна в мире, и однажды наши границы еще протянутся на север и запад…

Летний зной нарастал, словно напряжение перед дракой в таверне, пока наконец не прорвался дождем. Рейзо собрал свои тирианские наряды и байернские краски и побежал под ливнем на кухню, чтобы одолжить котлы.

— Давненько ты не заглядывал, — заметила Пела, надув губки.

— У меня появился новый друг…

— Мы в курсе, — подтвердила веснушчатая девица. — Это принц.

— И весь Ингридан знает, что на тебя напали, — добавила судомойка с прямыми, гладкими волосами.

— И что говорит весь Ингридан? — спросил Рейзо.

— Что байернец это или нет, а никто не вправе нападать на человека под защитой принца.

«Уже достижение», — подумал юноша.

Он вытащил из сумки с камнями для пращи тонкий бледно-голубой платок и накинул его на плечи старшей поварихе.

— Принц собирался его выбросить, но сказал, что я могу забрать себе, если хочу. Это называется шелком.

Повариха потрогала материю и залилась румянцем, а ее подручные принялись ахать и восторженно присвистывать. Когда же она увидела его сверток с одеждой и краски, то настояла на том, чтобы помочь, и вскоре многие девушки вносили свою лепту, хотя ни одна не могла постичь, зачем кому-то портить прекрасную белую ткань.

Несколькими часами позже Рейзо влез в свежеокрашенные и высушенные оранжевые штаны, длинную желтую рубаху и красный луммас. Он чувствовал себя, словно птица, продающаяся на рынке — из тех, что с островов Васкинг, с разноцветными головами, крыльями и хвостами, — и был готов поспорить, что принца это заинтересует.

Вечером еще погромыхивало, когда Рейзо взбежал по лестнице на верхний этаж главного дворцового крыла, в личные покои принца. Он поприветствовал друзей-васкингов, читающих у дверей, и стащил у них кусочек печенья для своей любимой птицы (той, которую он учил кричать «Рейзо великий!»). Все окна были закрыты ставнями с широкими прорезями, пропускающими свежий воздух, но задерживающими большую часть капель. Принц бездельничал на персиковых подушках и, судя по его виду, невыносимо скучал. При виде Рейзо он мгновенно выпрямился:

— Что это на вас надето?

— Моя одежда, — внушительно пояснил тот. — Познакомившаяся с байернскими красками. Вот теперь она выглядит пристойно, только почему-то стала тесновата… Может, ткань от краски слегка садится? Не понимаю, почему все в этой стране постоянно кутаются в белое. Белый цвет хорош только для похорон и свадеб. Ни один здравомыслящий байернец не будет чувствовать себя уместно в…

— Я тоже так хочу, Ном, — заявил принц высокому васкингу, указывая пальцем на Рейзо.

— Вы желаете, чтобы вашу одежду выкрасили, как у байернского юноши, ваше сиятельство? — уточнил Ном, певуче выговаривая слова, словно вода, журчащая по камням. — Хорошо.