культурным и первобытным разумами. У них вообще много точек соприкосновения. Например, во сне мы думаем во многом ровно так же, как первобытный человек думает наяву, сознательно. У дикарей жизнь наяву и жизнь во сне разделены меньше, чем у нас, – разделены настолько мало, что зачастую трудно определить, к чему относится рассказ дикаря – к сновидению или к яви. Все, что мы отвергаем как фантазии, приходящие из бессознательного, имеет для первобытного человека чрезвычайное значение – возможно, более важное, чем свидетельства чувств. Он оценивает содержания бессознательного – сны, видения, фантазии и прочее – совсем иначе, нежели мы. Сновидения выступают для него важнейшим источником сведений о жизни, и тот факт, что то, что ему нечто привиделось во сне, для него не менее значим, чем происходящее наяву; порой даже сон значит куда больше. Мои сомалийские слуги – те из них, кто умел читать – всюду носили с собой арабские сонники, к которым исправно обращались в путешествии. Ибрагим же усердно наставлял меня, как себя вести, если приснится Аль Хидр, или Зеленый[165], ведь это первый ангел Аллаха, который иногда является людям во сне.

1291 Для первобытных людей определенные типы сновидений сродни гласу Божьему. Они различают два типа снов – обычные сны, которые ничего не значат, и сны, которые называют «большими». Насколько могу судить, «большие» сновидения суть те, которые и мы с вами тоже считаем значимыми. Единственный такой сон, который приснился дикарям, пока я был в Африке, – по крайней мере, единственный, о котором мне сообщили, – был сном старого вождя: тот увидел, что одна из его коров отелилась и теперь стоит вместе с теленком у реки, на такой-то поляне. Сам вождь был слишком стар, чтобы лично следить за своим многочисленным скотом, пасшимся на полянах в лесу, поэтому он, естественно, не знал, что эта корова собирается отелиться, не говоря уже о конкретном месте. Но корову и теленка нашли именно там, где ему привиделось. Вообще дикари необычайно близки к природе. Вспоминаются еще несколько событий, которые объясняют, почему они были так уверены в том, что сны говорят правду. Отчасти причина в том, что сны часто выполняют для них мыслительную функцию, которой они сами по-прежнему не до конца сознательно овладели. Сами они говорят, что появление белого человека в их краях оказало разрушительное воздействие на сновидческую жизнь местных знахарей и вождей. Старый знахарь сказал мне со слезами на глазах: «Нам больше не снятся сны, ведь пришел белый человек». После многих разговоров на эту тему я наконец выяснил, что люди сведущие среди местных обязаны своим высоким положением в первую очередь сбывшимся сновидениям. А поскольку теперь всем управляют британцы, вожди и знахари фактически лишились политического руководства. Они внезапно оказались не у дел, наставляющий голос сновидений умолк.

Предисловие к сборнику Юнга «ПроблемА души нашего времени»[166]

Первое издание (1931)

1292 Лекции и очерки, вошедшие в данный том, обязаны своим появлением на свет тем вопросам, которые задавали мне мои слушатели и пациенты. Уже самих этих вопросов вполне достаточно для того, чтобы составить в общих чертах картину психологических проблем нашего времени. Подобно вопросам, ответы на них проистекают из моего личного и профессионального опыта, из постижения психической жизни нашей замечательной эпохи. Наше общество привержено фундаментальной ошибке и продолжает думать, будто существуют конкретные ответы и «решения», которые всего-навсего требуется высказать публично, чтобы всем вокруг все стало понятно, сразу и без лишних уточнений. Однако и величайшая истина – в чем неоднократно убеждала история – совершенно бесполезна, если она не воспринимается индивидуумом как собственный сокровенный опыт и собственное достояние. Всякий недвусмысленный, так называемый ясный ответ хранится в уме и редко проникает в сердце. Необходимо не познавать истину, а ее переживать и проживать. Рассудочное суждение бесполезно, необходимо отыскать дорогу к внутреннему, возможно, бессловесному, иррациональному опыту; вот задача, которую предстоит решить. Нет ничего бесплоднее разговоров о том, как все должно быть, и нет ничего важнее поиска пути к этим далеким целям. Большинство людей прекрасно знают, как все должно быть устроено, но способны ли они указать путь?

1293 Как видно из названия моей книги, она посвящена проблемам, а не решениям. Психические усилия нашего времени по-прежнему проблематичны; мы все еще ищем тот важный вопрос, который, будучи найденным, уже обеспечит нам половину правильного ответа. Эти очерки, возможно, откроют читателю глаза на нашу изнурительную борьбу с той труднопостижимой «душой», которая, полагаю, мучает современного человека даже в большей степени, чем она изводила наших ближних и далеких предков.

Кюснахт, Цюрих,

декабрь 1930 г.

Второе издание (1933)

1294 Поскольку с первого издания книги прошло всего полтора года, оснований для внесения существенных изменений в текст не появилось. Поэтому сборник моих работ предстает перед читателем в неизменном виде. А поскольку мне не предъявлено никаких принципиальных возражений и не возникло каких-либо недоразумений, которые могли бы потребовать разъяснений, нет нужды снабжать книгу более развернутым предисловием. Так или иначе, упрек в психологизме, который я столь часто слышу, не является оправданием для долгих рассуждений, поскольку ни один беспристрастный человек не сможет обвинить меня в том, будто я вдруг переметнулся в позицию метафизика или теолога в собственной области исследований. Нет, я никогда не перестану рассматривать и оценивать наблюдаемые психические явления психологически. Всякий разумный человек знает, что наблюдения не выражают окончательную истину. Абсолютные утверждения принадлежат к области веры – или их делают те, кто лишен надлежащей скромности.

Кюснахт, Цюрих,

июль 1932 г.

Итальянское издание (1959)

1295 Эта книга[167]представляет собой сборник лекций и очерков, написанных и прочитанных в 1920-х годах; вместе они вошли в третий том моих «Психологических трудов». По большей части читателю предстоит ознакомиться с популярным изложением ряда фундаментальных вопросов практической психологии, которая занимается не только больными, но и здоровыми людьми. Ведь последние тоже страдают от «проблем», причем во многом тех же самых, которые досаждают невротикам; поскольку эти проблемы известны сегодня практически каждому человеку, их считают «современными», тогда как в своей невротической форме они выступают, скорее, как персональные курьезы. Лечение неврозов, естественно, поставило перед врачами множество вопросов, на которые не удавалось ответить исключительно медицинскими способами. Пришлось прибегнуть к помощи академической психологии, которая никогда не занималась живыми людьми, разве что ставила некие жизнеподобные эксперименты, изрядно затруднявшие естественное выражение психики как таковой. В отсутствие какой-либо поддержки извне (за исключением нескольких философов – К. Г. Каруса, Шопенгауэра, Эдуард фон