Все тело вспоминало ласки Гены, его запах, кожу, силу.

К зазвонившему телефону я рванулась, сбив стул.

— Алло!

— Ма-аша. Ты обедала?

— Ах, это ты. — Мое разочарование было бесконечным. — Только что из столовой. Скажи, Аринай, у Гены есть женщина?

— Да-а. Три года к ней езди-ит в город. Зову-ут Лариса.

— Всегда не любила это имя. А другие женщины у него есть?

— Быва-ают. Ты влюбилась?

— С чего бы? — Я заметила, что села на диван, не сняв ни ватника, ни куртки, и стала раздеваться. — Аринай, по моим внутренним часам сейчас пять утра, ужасно хочу спать.

— Тогда спо-окойной ночи. Вечером зайду с Сереженькой.

— Буду ждать.

Оглядев стол, я решила домыть посуду. И допить коньяк с мартини.

Моя посуду, я плакала, чувствуя себя дешевкой, и постоянно прикладывалась к бокалу и рюмке. Сегодня я решила не смешивать напитки, а употреблять их по очереди.

Последнюю тарелку я ставила в сушку с закрытыми глазами, зевая до ломоты в скулах.

На минутку прилегла на диван…

Темные окна осветили фары, и раздался автомобильный гудок.

Блин, прошло три часа!

Накинув ватник, я, даже не вдев ноги в валенки, а в одних теплых кроссовках, выскочила на улицу. На белом снегу стоял небольшой космический спутник, снизу освещенный сиреневыми неоновыми лампами и фарами. После двух вдохов трезвящего морозного воздуха спутник скомпоновался до размеров автомобиля.

— Таня, — распахнув дверцу серебристого «Хаммера», я подняла голову. Татьяна на метр возвышалась надо мной. — Я, пока одна сидела, немного выпила, мне неудобно в таком виде в город ехать.

— Залезай, холодно.

Забравшись по двум ступенькам, я села рядом с Таней.

— Не знаю, стоит ли мне ехать. — Я по-идиотски всхлипнула и утерла нос.

Не слушая меня, Таня надавила на педали, и мы в две минуты пересекли поселок.

— Переставай, Маня, себя жалеть. Я пока одна жила, я ж детдомовская, как и Аринай, на всю жизнь нарыдалась. Но вот Яшу на себе женила, стала директором столовой, Танечка у меня появилась. Мне в саможалость играть некогда.

— Вы что же, с Аринай в одном детском доме воспитывались?

— Ага. — Таня уверенно вела мощную машину. — Жили в одной комнате. Это она, когда замуж за Сашу вышла, перетащила меня в поселок. Во, смотри, небо на горизонте посветлело. Это город. К центральному универмагу поедем.

Действительно, в непроглядной темноте ночи на горизонте заголубели небо и снег. Свет нарастал и приближался.

Сделав несколько крутых поворотов на почти пустых заснеженных улицах, Таня лихо тормознула у трехэтажного строения, помнящего, наверное, еще лично товарища Брежнева.

— Вылезай.

Спрыгнув с высокой подножки «Хаммера», я оказалась на освещенном квадрате асфальта перед универмагом.

Разве только собаки не разглядывали нас с Татьяной, идущих к стеклянным, подбитым снизу фанерой дверям. То есть все пешеходы на маленькой площади и двух прилегающих улочках.

В магазине я первым делом обратила внимание на зеркальные ряды с алкогольной продукцией. Судя по надписям и обозначениям, на других этажах продавались только вещи.

Татьяна потоптала валенками, сбивая снег, и достала из кармана пуховой куртки блокнот, в котором перелистала пять страниц.

— Это список покупок? — уныло поинтересовалась я, понимая, что заехали мы сюда часа на три как минимум, а мне больше всего хотелось успокоиться и заснуть.

— Три человека составляли. — Таня шла к широкой лестнице. — Это основной список, остальное я держу в голове. Начнем с третьего этажа и спустимся сюда, на первый.

Поднявшись на третий этаж, Таня остановилась у первой витрины, и к ней поспешили кругленькая девушка и девица модельных, как она думала, данных.

— Привет, девочки. — Таня открыла первую страницу блокнота. — Начали.

Слава Богу, что покупки происходили моментально. Таня называла пункт из блокнота, и на прилавок выставлялась коробка с галстуком, поясом или обувью.

Мужской отдел я как-то выдержала. Купила Гене набор для сигар с гильотинкой и дорогущей зажигалкой. В женском отделе меня хватило только на покупку собственного платья и нижнего белья. Свое нижнее белье я тоже посчитала подарком Гене, поэтому в цене не стеснялась. Платье выбрала роскошное — длинное, с открытой спиной, без рукавов и с «газовым» двухметровым палантином.

Через пятнадцать минут я подошла к Татьяне с протянутой рукой.

— Все потратила? — уточнила Таня, не поднимая головы от списка.

— Нет. Это я у тебя прошу ключи от машины. Сил моих нет больше заниматься гребаным шопингом.

— Да ты чего? — удивилась Татьяна. — Я ее и не запирала, она с включенным мотором. Ее же потом полчаса нужно греть. Иди.

— Вот. — Я протянула Татьяне кредитку. — Купишь от меня подарки Танечке и Сереже. От чистого сердца. И дай мне пару сотен на ликерчик, а то у меня голова разламывается.

— Надеюсь, это у тебя последний день пессимистического пьянства. Давай кредитку.

Сочувственно кивая головой, Татьяна обменяла мою многотысячную кредитку на две сотни рублей.

— У меня еще женский отдел не охвачен, детский и продукты. — Таня взяла с прилавка очередную бумажную сумку с покупками. — Маша, прихвати в машину сумки и коробки, сколько унесешь.

Перегруженных пакетов и коробок я смогла ухватить аж семь штук. Половину из них Таня просто навесила на мой гипс.

Спускаясь по лестнице, я слышала командный голос Татьяны, скупавшей второй этаж.

На первом этаже, обвешанная покупками, я с тоской прошла мимо зеркальной витрины интересного мне отдела. Но, чтобы купить бутылку, мне придется поставить все коробки на пол, и не факт, что я смогу собрать их заново без потерь.

Перегрузка покупок в машину заняла у меня всего десять минут, после чего я захлопнула дверцу и огляделась. В двадцати метрах от меня на торговом павильоне светилась кривая надпись «Продукты».

* * *

Когда в прошлом году Жора привез в Топь двух четырехлетних детей, многие мужчины не понимали, как можно взять в семью не просто детдомовских детей, но еще и с тяжелыми психическими заболеваниями.

Их появление в Топи переменило жизнь всего поселка. Офицеры перестали громко материться, только вполголоса. В карманах шинелей появились конфеты, которыми они закармливали Сережу и Таню.

Многие, привыкнув к их нестандартной внешности, теперь завидовали Саше и Якову, у которых хоть такие, но все равно дети.

А странные мальчик и девочка жили своей, особенной жизнью.