Вторая интерпретация является мифологической, вплоть до расхождения (вслед за Е.П. Блаватской) с элементарными представлениями о биологическом наследовании; в менее фантастическом варианте — не объясняет ни действительно драматических эпизодов в истории США, в том числе проистекающих из перипетий отношений США и Британии в XIX–XX веках, ни тех дорогостоящих в любом смысле способов, с помощью которых разрешаются внутренние (клановые) конфликты в США, ни происхождения реальных экономических проблем, которые в конечном итоге принуждают США к аутсорсингу геополитики в пользу стран-вассалов. Мифологический алармизм по существу является вывернутой наизнанку апологетикой: гиперболизируя влияние тайных обществ, он возвышает эти общества до такой степени, что придает самым низменным и сиюминутным интересам мифологический ореол.

Третья интерпретация представляется более применимой как для исторического, так и для текущего геополитического анализа — разумеется, с поправкой на предвзятости представителей этого направления и на влияние политической конъюнктуры на отнесение ими тех или иных современников к разрушителям или созидателям. Тезис о британском происхождении идеологической мизантропии, лежащей в основе т. н. постиндустриальной эпохи (диаметрально противоположной не только ценностям авраамических религий, но и франклиновской «американской мечте»), представляется вполне убедительным, тем более что авторы аргументируют его не только предрасположенностью островной империи к таким концептам и не только рождением мальтузианства именно в Англии. Еще одну особенность Британской империи авторы этого направления усматривают в ее методах покорения других народов, где еще в XVIII веке завоевание «огнем и мечом» сочеталось с манипуляцией массовым сознанием, в результате которого народы-мишени либо сами истребляли друг друга по навязанному сценарию, либо предавались массовому саморазрушению (употребление опиума в Китае). Продолжение той же манипулятивной практики на новом технологическом уровне они видят как в феномене «революции рока, секса и наркотиков» 1968 года, так и в современном массовом уходе молодежи в виртуальный мир, трехмерные пространства которого сопоставимы с зрительными иллюзиями при приеме наркотиков.

Следует отметить, что в апологетических книгах П. Мендиса идеолог свободной торговли Адам Смит возводится в культовую фигуру (что необходимо автору для возвеличивания глобализации), что расходится как с мотивами «отцов-основателей», начавших бунт против Лондона с защиты внутреннего рынка, так и с реальными социально-экономическими эффектами глобализации. В качестве двух системообразующих «семян» американской культуры Мендис называет «колонистов» и «пилигримов», но не упоминает третий элемент — беглецов от закона, субстрат теневого класса с собственными мотивами, способами присвоения и средствами самоутверждения.

С другой стороны, сам выход в свет и широкая реклама вышеназванных книг П. Мендиса (вслед за провалом целого ряда глобалистских идеологических инициатив) может служить, с одной стороны, показателем заинтересованности аппарата Барака Обамы в создании вокруг него мистического ореола, с другой — заинтересованности лояльных параполитических групп в собственном самоутверждении: обе книги снабжены добрым напутствием экс-ректора George Washington University Стивена Трахтенберга, не скрывающего (что характерно для этого университета) своей принадлежности к масонству шотландского обряда.

Апологетическая интерпретация роли тайных обществ в США выводит на свет связь масонства как с системообразующими высшими школами, так и с элитными англо-американскими фондами и интеллектуальными центрами. Стивен Трахтенберг входит в совет директоров The American Ditchley Foundation и является его казначеем. Глава совета директоров этого фонда, экс-замгоссекретаря Строб Тэлботт, совмещал эту должность с руководством Brookings Institution. Здесь же присутствует Джозеф Сэмюэл Най — не только политический философ и экс-глава американской ветви Трехсторонней комиссии, но и организатор целого ряда новых ИЦ — от пресловутого Института Эйнштейна (The Albert Einstein Institution) до Центра за новую американскую безопасность (Center for a New American Security, CNAS). Что касается материнского Ditchley Foundation (учрежден в 1958 для продвижения англо-американских отношений), то в число управляющих в разные периоды входили ведущие политические лица Англии от всех трех партий современного мейнстрима (в том числе консерватор и нынешний премьер Дэвид Кэмерон и экс-министр иностранных дел лейборист Дэвид Милибэнд, также имевший премьерские амбиции) и целый ряд лиц, входящих в непубличные трансатлантические клубы, не являющиеся ложами или орденами, а также в широко известные международные НПО.

Это «пересечение» структур разного типа и локализации, как и сочетание статусных лиц с различными общественными ролями, свидетельствует о том, что интеллектуальные центры, причастные к внешней политике, следует рассматривать не изолированно, а в широком контексте общественных связей с учетом нескольких этапов исторического бэкграунда США.

Первый этап американской общественной истории характеризовался возникновением не только разнообразных церковных общин и дочерних орденов и лож, но также так называемых социальных (джентльменских) клубов, предназначенных для интеллектуальных дискуссий. Некоторые из них — как, например, клуб Junto, учрежденный Б.Франклином, давно ушли в историю, однако некоторые джентльменские клубы просуществовали не одно столетие (старейшему из них 320 лет). В клуб «Космос» (Cosmos Club), существующий с 1878 года, входили будущие президенты Уильям Тафт, Теодор Рузвельт и Вудро Вильсон, будущий куратор Манхэттенского проекта Ванневар Буш, будущее экономическое «светило» Кеннет Рогофф, будущий астроном и мистик Карл Саган, а также такие лица, имена которых не исчерпываются должностями: Нельсон Рокфеллер, Роберт Макнамара, Ричард Холбрук. В состав клуба «Алиби» входили Кристиан Гертер — делегат Парижской мирной конференции и соучредитель Совета по международным отношениям (CFR), нефтяник Прескотт Буш, его современники Джордж Маршалл и братья Аллен и Джон Фостер Даллесы и его сын Джордж Буш-старший.

Роль джентльменских клубов не сводится ни к структурам корпоративной координации, ни к иным «собраниям по интересам», но тем не менее несомненно вносит вклад в формирование мироощущения будущих политиков. Британский премьер Ллойд Джордж, вспоминая о Парижской конференции, иронизировал: «Я оказался между Иисусом Христом и Наполеоном», — имея в виду соответственно Вудро Вильсона и Жоржа Клемансо. Те принципы мироустройства, которые были надиктованы в 14 пунктах Вильсона, спустя почти 100 лет продолжают тяготеть над международным правом — несмотря на то, что сам Вильсон, вернувшись в Вашингтон, был освистан конгрессом вместе с его идеей Лиги наций, и эта инициатива перешла в руки Лондона.

Американская традиция образования студенческих обществ (как открытых братств и сестринств под греческими литерами и дискуссионных клубов с также греческими названиями, так и тайных орденов с элементами посвящения, символикой и обрядами) столь же стара — она зародилась еще в первых 9 колледжах, открывшихся до Декларации независимости — и столь же актуальна в настоящее время, в том числе в силу пожизненного закрепления членства в ассоциациях выпускников (alumni). При этом существенно, что попечители университетов спонсировали именно тайные общества через специально созданные фонды, самостоятельные от университетских. К концу XIX века университетские тайные общества фактически формируют собственную иерархию. Их статус повышается настолько, что например, Франклин Рузвельт, уже став президентом, продолжает сожалеть о том, что вопреки его стараниям, он не был принят в гарвардское тайное общество «Фарфор» (Porcelain), существующее с 1791 года.