Происходящее религиозное возрождение совсем не радует представителей власти, секулярную общественность, экспертов, а скорее пугает, рождает массу вопросов: что таит в себе взрыв религиозных чувств, во что этот взрыв (или взрывы) может воплотиться и как все это изменит образ Европы, европейцев и облик каждой из европейских стран в отдельности. В силу секулярных фобий и устоявшихся стереотипов о том, к примеру, что такое церковь или приход, кризисные явления и трансформация привычных религиозных институтов не воспринимаются как возрождение религии, а значит, и не рассматривается потенциал религиозного всплеска и упускается истинный смысл угроз и вызовов в этой сфере.

Нужно признать, что религиозные возрождения (в виде ревайвелов, или обновлений, или реформаций) являются естественным процессом развития европейского христианства, начиная со св. Франциска Ассизского и продолжая Реформацией XVI в. Они происходили и в XIX–XX вв. в протестантских церквях, главным образом под влиянием ревайвелов в США, и в Католической церкви в ходе процесса «аджорнаменто», обновления церкви в середине ХХ в. после Второго Ватиканского собора. В отличие от других ревайвелов прошлого, нынешний процесс является всплеском религиозного фундаментализма как такового в секулярном обществе. Для многих европейцев религия снова превращается из средоточия мифов в мир, где сталкиваются реальные интересы. Религия вновь способна эмоционально, психологически, культурно мотивировать на достижение определенных целей новообращенных, будь то француз, принявший ислам, или африканец-харизмат. Неприятие секуляризма, миграции населения, безработица и кризис доверия к институтам власти требуют от религии и религиозных лидеров чрезвычайной социальной активности и мобильности, и более того – революционности. После периода секуляризации (а в России атеизации) граждане, особенно разного рода мигранты и молодое поколение, даже требуют религиозных общин и доктрин, которые бы радикально меняли их самих и мир вокруг. В каком-то смысле последовательная секуляризация европейской жизни и стремление отодвинуть религию на обочину гражданской жизни и современной культуры создали почву для появления фанатичной религиозности. Именно фундаментализм, который вызывает массу фобий, является признаком жизненности и европейской религиозности, и европейской культуры в целом, в которой религия традиционно играла большую роль.

Фундаментализм, как в виде христианского, так и в виде исламского активизма, растет в условиях нескольких основополагающих факторов.

Во-первых, это нарастающее недовольство секулярно-либеральной идеологией (демократией, которая провоцирует вседозволенность) в Евросоюзе и самой моделью Евросоюза на фоне экономического кризиса в ряде стран и миграционных проблем на всем европейском пространстве. Это недовольство является внешним проявлением сразу нескольких кризисов – европейской идентичности в целом, секулярной идеологии, христианской идентичности Европы. В религиозном плане Европа перестала быть мировым центром и средоточием христианской миссии, христианских трендов (формы и организации церквей, их миссий, перестала быть местом, где живет большинство верующих, где церкви сами создают общество и государство и контролируют их мораль, как это было в Средние века и в Новое время, являясь неким идеалом для других народов). Европа стала периферией христианства, но сохранила свой культурный потенциал и способность к религиозному возрождению, необязательно католическому или православному, но в рамках иных церквей.

Во-вторых, это трансформация религиозной традиции Европы. Исторически укорененные в странах европейского континента католицизм, лютеранство, реформатство, англиканство, православие либо становятся частью либеральных европейских институтов либо консолидируются изнутри. Появляются консервативные группы и движения внутри Католической церкви или протестантизма, которые готовы бороться и с секуляризмом, и с исламизмом. Монополию на «христианскую» традицию размывают многочисленные независимые протестантские церкви, которые проводят чрезвычайно активную миссионерскую деятельность.

В-третьих, глобальные религии довольно легко превращаются в религии, отстаивающие узко национальные интересы. На постсоветском пространстве украинское и русское православие демонстрируют высокий уровень фундаментализма и нетерпимости на национальной почве. Традиционно сохраняется и развивается польский католический национализм, который консолидируется и защищает консервативные ценности, так же как эти ценности отстаивают и православные в «либеральной» Европе. В рамках ислама также легко обособляются и конституируются группы и движения по этническому признаку.

В-четвертых, определенным, но не самым первостепенным вызовом является развитие новых религиозных движений, Нью-эйджа, новых пророков и религий, восточных течений, возникающих на основе процессов глобализации и модернизации, которые проходят с 1970—1980-х гг. в индуизме и буддизме. Эта социальная группа не привязана к историческому культурному слою, а демократическим ценностям новые движения привержены во многом из конъюнктурных соображений в силу ощущения себя религиозным меньшинством.

Христианские церкви сумели преодолеть секулярные запреты в структурах Евросоюза и стали играть роль общественных движений, которые не только лоббируют свои интересы в органах власти, но и становятся посредниками в разрешении социально-политических проблем. Факторами, работающими на укрепление отношений церквей и структур ЕС, стали:

– эффективность общецерковных и околорелигиозных структур как неправительственных организаций, играющих ключевую роль в построении демократического социально справедливого общества;

– социально-политические кризисы – миграционный, кризис доверия к институтам ЕС, кризис безопасности (рост экстремизма), кризис идентичности (объединивший общий кризис солидарности с кризисом идеологии ЕС), они сделали религиозные институты необходимыми для общества и власти медиаторами и источниками «новых смыслов» для восстановления доверия и усиления общей идентичности;

– наконец противоречивость религиозной политики Евросоюза, где защита светскости может сочетаться с защитой религиозных фундаменталистов (как правило, меньшинств), запрет на проявления религии в публичной сфере для мусульман и христиан с борьбой с «исламофобией» и дискриминацией христиан в других странах, декларации об учете национальных интересов стран ЕС с дискриминацией исторических церквей, имеющих государственные преференции (в Греции или в Италии), забота о «единстве Европы» с отказом от тесного и прямого сотрудничества с естественным ядром этого единства – христианскими церквями.

Религиозные вызовы и угрозы испытывают европейскую демократию на прочность – религия, как это часто бывает в истории, способна как укрепить общество, государство, культуру, так и разрушить их. Для одних представителей религиозного мира кризисные процессы являются упадком веры, для других полем для возможностей, третьих кризис провоцирует к активным действиям, формируя новые движения. Если не удастся согласовать интересы различных групп, то Европу могут ожидать новые культурные и социально-политические противостояния, где религиозная мотивация будет играть не последнюю роль.

Глава III

ЦЕРКВИ В ЭПОХУ КРИЗИСОВ

3.1. Кризис партийно-политической системы

Активисты христианских церквей и косвенно церковные институты, прежде всего, Католическая церковь, сыграли значительную роль в формировании партийно-политической системы в целом ряде европейских стран на разных этапах их развития в XIX–XX вв. (в Германии, Италии, Франции, Нидерландах, Бельгии, Австрии). К началу XXI в. секуляризация общественного пространства, исчезновение конфессиональных партий, вымывание христианских принципов и ссылок на христианство и религиозность в партийных программах практически исключили прямое участие представителей церквей в политике и открытое провозглашение ими религиозных принципов. Однако потребность в политическом самовыражении христианства и его представителей не исчезла