Тренер отклоняется назад и, прищурившись, смотрит на меня с высоты своего роста.

– Вот это на него похоже. – Он огорченно вздыхает, сует Дэйву корзину с мячами, возвращается за той, что с перчатками, и делает нам знак следовать за ним. – Урок начнется через полчаса, так что вам придется прогуляться со мной.

Он ведет нас вглубь лабиринта коридоров, расположенных за спортивным залом, разговаривая с нами через плечо.

– Как уже сказал, я помню Билли Гриффита, но не потому, что он был таким уж отличным парнем. Когда такие, как он, шли по коридору, все остальные тут же бросались искать в шкафчиках что-то очень нужное. Понимаете, о чем я? Он замечал любого, кто осмеливался посмотреть ему в глаза, а никто не хотел, чтобы Билли Гриффит его заметил. Даже учителя.

– Почему? – подает голос Дэйв. – Что происходило, если замечал?

– Ну, мог толкнуть или губу разбить, а иногда несколько дней ничего не происходило. Это было самым пугающим в Билли, его непредсказуемость. Единственное, на что можно было рассчитывать, – это что он в конце концов на тебя нападет. Он был подлый и злой, а его родители – слишком заняты, избивая друг друга, чтобы обращать на это внимание.

Его родители. Он говорил, что его отец умер, когда ему было два года. И мать, по его же словам, растила его одна.

– О каком возрасте идет речь? – спрашиваю я, когда мы заворачиваем за угол и идем вдоль офисов со стеклянными панелями вместо стен. – Как долго вы были знакомы с Уиллом… Билли?

Тренер Миллер задумывается.

– Ну, я переехал в Рейнир-Виста летом перед вторым классом, значит, что? Лет семь?

Его ответ заставляет меня умолкнуть, потому что правда наконец становится совершенно очевидной. Мемфис был враньем. Не лукавством. Не преувеличением. Не невинной ложью или полуправдой. А намеренным лживым утверждением с целью обмана. Уилл никогда не жил в Мемфисе. Я даже не уверена, что он вообще когда-либо там бывал. Неудивительно, что мы провели нашу первую годовщину в Нашвилле.

Ярость сворачивается кольцами у меня в животе и выжидает там пару секунд, прежде чем вырваться на поверхность при воспоминании о молчании, которым Уилл отреагировал на ту поездку-сюрприз в Мемфис. Я думаю о том, какую панику он должен был испытать, когда я случайно чуть не раскрыла его обман, как ему пришлось выкручиваться, придумывая объяснение, и в конце концов он остановился на том оправдании, что воспоминания о Мемфисе «слишком болезненны, чтобы переживать их снова». И я приняла все за чистую монету, не задав ни единого вопроса, и, не задумываясь, развернула машину в другую сторону. А теперь, идя по грязному, вонючему коридору в альма-матер Уилла, я чувствую себя полной дурой.

Мы останавливаемся у двери в офис, и тренер Миллер толкает ее здоровенной пятерней. Он пропускает нас в крохотную, чистенькую комнатку, в которой почти все место занято бумагами, графиками и коробками со спортинвентарем, аккуратно составленными вдоль стен. Он забирает у Дэйва корзину, ставит ее на пол у двери и указывает нам на пару расшатанных стульев у его стола. Я падаю на свой и пытаюсь вытолкнуть из груди огненный комок.

Тренер Миллер садится, упирается пятками в ковер и подъезжает к столу на кресле, колеса которого издают звук, напоминающий срежет ногтей по грифельной доске. Заметив выражение на моем лице, он окидывает меня внимательным взглядом.

– Вы в порядке?

Как ни странно, мой голос находит выход наружу и даже звучит лишь слегка придушенно:

– Со мной все хорошо. Продолжайте, прошу вас.

– О'кей, – говорит он, но как-то неуверенно. Он снимает кепку, запускает пальцы в жесткие кудри и отбрасывает их назад. – Как я сказал, дома им никто не занимался, поэтому он делал все, что хотел, и ему это сходило с рук и в школе, и дома. Он дрался. Он воровал. Он торговал наркотой в школе и на улице. Он прогуливал уроки так часто, что я вообще не понимаю, как ему удалось закончить школу. Видимо, учителям хотелось скорее от него избавиться.

Откровения тренера Миллера взрываются у меня в мозгу, словно маленькие петарды, одна за другой, пока не начинает кружиться голова и становится трудно дышать.

– Уилл рассказывал мне, что его отец умер, когда он был еще маленький, – говорю я. – Он его совсем его не помнил.

– Возможно, это было стремление выдать желаемое за действительное. Мистер Гриффит был мерзкий старый пьяница. А вот мать у него действительно умерла, мы тогда учились в одиннадцатом классе, насколько я помню.

Я вспомнила, как Уилл впервые рассказал мне о ее смерти, это был единственный раз, когда я видела, как он плачет. Злокачественную меланому, по его словам, диагностировали уже после того, как она дала метастазы в мозг, печень и легкие. Ужасная, мучительная смерть.

– Рак?

Как только вопрос срывается с моих губ, я уже жалею, что не могу повернуть время вспять и сделать так, чтобы мой голос звучал уверенно, а не как у наивной, доверчивой жены. Конечно же Уилл не мог притворяться так эмоционально. Никто бы не смог.

Но тренер Миллер издает отрывистый смешок:

– Едва ли. Она погибла при пожаре.

– О боже, – говорит Дэйв. – Бедная женщина. Бедняга Уилл.

Тренер Уиллер откидывается назад в своем кресле, которое явно не рассчитано на столь внушительный вес, как у него.

– Бедняга Билли, да? Вот что я вам скажу. Всем ребятам в нашем районе приходилось дома сталкиваться с разным дерьмом – наркотики и выпивка, аресты, папаши, не желающие платить алименты, – но мы все находили способ как-то справляться с этим. А Билли даже не пытался. Он просто был злым и подлым.

Мы с Дэйвом обмениваемся хмурыми взглядами, и я знаю, что он думает о том же, о чем и я. Как торговавший на улице наркотиками хулиган мог превратиться в любящего мужа с университетским дипломом?

Я прочищаю горло, так как внезапно нахлынувшие эмоции мешают мне говорить. Сожаление об одиноком детстве Уилла и ужасной кончине его матери. Негодование по поводу родителей, которые махали кулаками вместо того, чтобы дарить любовь собственному сыну. Возмущение по поводу того, что по воле каких-то высших сил Уилл попал в столь недостойные руки. Бешенство из-за того, что я узнаю об этом только сейчас.

– А что с его отцом? – выдавливаю наконец я.

– Говорили, что он болен и ему требуется постоянный уход, но… – Тренер Миллер поднимает руки и с глухим стуком роняет их на стол. – Обычно все окрестные новости сообщала мне моя матушка, но она умерла пару лет назад.

Мы с Дэйвом молчим. Когда мы были молоды, мама говорила нам, что в споре всегда есть три стороны. Наша сторона, противная сторона и где-то посередине – истина. Возможно, именно это имел в виду Дэйв, когда спрашивал, действительно ли я хочу знать правду про Уилла. Теперь, когда его здесь нет, и он не может защитить себя от обвинений тренера Миллера, я не могу определить, где находится середина.