Дверь в спальню Уильяма распахнулась, и собаки побежали вниз по лестнице, Уильям вслед за ними. Альва принялась искать спички, чтобы зажечь лампу.

Через лай собак из холла донесся голос Уильяма:

– Ради всего святого, что происходит?

– Сэр, Командор умирает, – прокричал человек.

– Кто тебя прислал? – спросил Уильям, успокаивая собак.

– Ваш отец, сэр.

– На этот раз он уверен?

– Кажется, да.

Наконец-то. Бедный Командор мучился уже несколько месяцев, а репортеры из «Таймс», «Уорлд», «Трибьюн», «Сан» и других газет околачивались у дома Вандербильтов день и ночь в ожидании его смерти. Начиная с весны, каждый из них надеялся первым поведать об этом миру, и уже не раз они опережали события, создавая громкими заголовками смятение на бирже. В июле газеты даже обошли вниманием столетие Дня независимости, ибо ходили слухи, якобы Командор уже одной ногой в могиле. Никто не думал, что умирать он будет так же яростно, как жил. Еще пару недель назад он подошел к окну своей спальни во втором этаже, поднял раму и прокричал:

– Будьте прокляты, грязные стервятники! Я еще не умер!

Уильям постучал к Альве и вошел в комнату. Босиком, с растрепанными волосами, в одной ночной рубашке, он напоминал Джорджа. Хотя молчаливый, задумчивый Джордж, который предпочитал обществу людей книги, был прямой противоположностью Уильяма. Настолько же он не походил на резкого и мрачного Корнеля или непоколебимого Фредерика. «Совершенно непонятно, что из него получится», – говаривал Уильям. «Но ведь он просто такой, как есть. Что в этом дурного?» – возражала Альва. «Чтобы добиться успеха в обществе, есть несколько способов. И для Джорджа ни один из них не подходит».

Гончие вбежали в спальню. Уильям свистом подозвал их к себе.

– Я полагаю, вы все слышали. Дед очень плох. Я должен к нему отправиться.

– Я поеду с вами.

– Вам не стоит беспокоиться… Особенно учитывая ваше положение.

– Но я хочу поехать, – солгала Альва. Меньше всего на свете ей хотелось видеть очередную смерть. – Ведь Элис приедет с вашим братом.

– Несомненно.

– Значит, и я обязана там быть. – Она откинула одеяло и встала, чтобы разворошить огонь.

– Вы стали такой…

– Круглой? – Альва положила руку на живот и выпрямилась.

Уильям отвел взгляд и развернулся к выходу.

– Я пришлю к вам служанку. Надо поторопиться.

Через минуту явилась Мэри. Она была совсем сонная, однако делала все быстро. Разобравшись с огнем в камине, она помогла Альве одеться. Сорочка. Панталоны. Чулки. Нижняя юбка. (Хоть корсет не нужен – наверное, это лучшее, чем сопровождалась беременность). Лиф. Кринолин. Юбка. Столько сложностей!

– Интересно, что бы случилось, заявись я туда в ночной рубашке?

– Думаю, миссис Ви велела бы вам уволить свою служанку, – улыбнулась Мэри.

– Значит, я почти готова пожертвовать тобой ради такого удовольствия, – вздохнула Альва.

Мэри быстро собрала ее волосы.

– Это все временно. И, кроме того, это благословение, не забывайте.

Альва не забыла. На самом деле, она наслаждалась месяцами беременности. Лучшее время ее замужества – не в последнюю очередь из-за того, что не нужно терпеть ночные визиты Уильяма.

– Да, Мэри, это благословение. Хотя я уже забыла, как выглядят пальцы у меня на ногах. Нет, ты только послушай меня! Прекрасный человек при смерти, а я жалуюсь, точно избалованный ребенок. Спасибо, что помогла, теперь ступай, возвращайся в кровать.

Снегопад укутывал притолоки и ступени тихих домов на Вашингтон-Плейс. Извозчик с трудом проехал через толпу довольных репортеров и любопытных зевак и остановился у дома под номером 10. Альва чувствовала облегчение – нет, не должен был Командор так долго болеть. Такому человеку не пристало тихо увядать, будто пораженная жучком осина, – ему полагалась милосердная смерть, как гибель могучего тополя в урагане. Хотя, конечно, просто так сдаться Командор не мог, не в его натуре подобное – будь он более покладистым, мягким и уступчивым, никогда не достиг бы того, чего достиг за восемьдесят три года своей жизни.

Сумма его достижений (в буквальном смысле) очень сильно волновала биржевых маклеров, акционеров, редакторов газет и завистливых граждан не только в Нью-Йорке, но и по всей стране. Каждому хотелось знать, сколько же стоил старый хрыч и кому достанутся все денежки. Его последняя воля и завещание держались в секрете и были неизвестны даже свекру Альвы. Члены семейства нервничали. Командор был достаточно упрямым, взбалмошным и непредсказуемым, чтобы выкинуть что-нибудь эдакое – к примеру, завещать все своей шестерке лошадей. Он и правда любил их больше, чем кого- или что-либо в этом мире. Почему бы ему их не любить? Лошади приносили ему радость. Они были прекрасны и покорны. Они никогда ничего не просили и никогда не подводили его. Альва не удивилась бы, если бы он оставил своим сыновьям ровно столько, чтобы сводить концы с концами, вынудив их трудиться так же, как трудился он сам.

– Мистер Вандербильт! – крикнул репортер выходящему их экипажа Уильяму. – Что вам известно о завещании? Сколько у него было денег?

Уильям молча проводил Альву к тротуару.

– Мистер Ви! Сколько вы надеетесь унаследовать?

– Настоящие стервятники, – сказал Уильям Альве.

– Гиены, – согласилась она. – Не могут даже подождать, пока жертва умрет.

Спальня Командора была огромной, с высокими потолками, богатой лепниной, бархатными гардинами и внушительных размеров очагом, в котором ревел огонь. Мебели немного – кровать с балдахином, платяной шкаф, пара обитых тканью стульев да купленная две недели назад фисгармония из полированного дуба, на которой вторая жена Командора – Фрэнки – играла по его просьбе церковные гимны. Вообще комната сейчас походила на театр: кровать стала сценой, а вокруг нее рядами стояли многочисленные кушетки и стулья, заполненные зрителями, которые надеялись увидеть простую одноактную драму с быстрой развязкой.

Исполнитель главной роли лежал в центре кровати, укрытый тонкой шерстяной простыней, одеялом и покрывалом из синей с золотом парчи. Иногда он что-то бормотал, потом задремывал, временами стонал. Он категорически запретил убирать четыре солонки, поставленные под кроватью по совету его приятельницы-спиритуалистки миссис Тафтс, утверждавшей, что это «проводники здоровья». Тем не менее он распорядился послать за своим давним другом, священником доктором Димсом, который теперь стоял в углу, беседуя с доктором Линсли и свекром Альвы. По всей видимости, Командор даже сейчас пытался перестраховаться.

Вместе с Фрэнки и ее матерью первый ряд вокруг кровати занимали братья и сестры Командора, а также его дети с супругами. За ними разместились внуки со своими супругами и некоторые из правнуков – людей было так много, что стульев для всех не хватило, так что кое-кто из мужчин помоложе стояли в дальнем конце комнаты. Зрителям было жарко, они утомились и, что неизбежно в подобных условиях, благоухали больше положенного.