На щеках Эмили вспыхнули багровые пятна.

– Если я сейчас не привлекаю внимание никого подходящего, то это из-за позора, который ты навлекла на нашу семью.

– Вот как? – Изабелла вскочила. – Значит, папа не сумел сохранить все в тайне?

– Ты прекрасно знаешь, что он сам все решает. В его присутствии никто не упоминает твоего имени, но у него за спиной… – Эмили махнула рукой. – Тут он ничего не может сделать.

– Неужели за все это время не нашлось другой темы для разговора? Кому нужно разжигать давно погасший огонь? Не могу понять, как мои давние поступки могут так долго интересовать кого-то? В обществе я не появляюсь, живу очень тихо, никому не попадаюсь на глаза. Все так бы и продолжалось, если бы ты не стала копаться в прошлом.

Изабелла умолкла, чтобы перевести дух, и ощутила, как множество взглядов впиваются ей в затылок. Ну что ж, дело сделано. Теперь языкам будет работа на много месяцев вперед. Сплетни о ее унижении будут повторять без конца, добавляя, что минувшие годы превратили ее в мегеру. К тому же она больше не сможет скрывать свое настоящее имя. Вот что наделала Эмили.

Изабелла встретилась глазами с Софией и почувствовала болезненный укол совести. София, прекрасная графиня, протянула ей руку дружбы, а она, Изабелла, предала ее. Побледневшая София молча встала рядом с Изабеллой. В ее синих глазах плескалось чувство, похожее на сострадание.

– Прошу меня простить, – пробормотала Изабелла. – Я слишком злоупотребила вашим гостеприимством.

Расправив плечи и вздернув подбородок, она прошествовала к двери, не встретившись по дороге ни с чьим взглядом.

Солнце уже клонилось к закату, когда Джордж поднялся по широким ступеням лестницы Шорфорда. Он должен бы чувствовать себя вконец измотанным после бессонной ночи и целого дня утомительных поисков. Кто бы мог подумать, что маленький мальчик, никому особенно не интересный, может исчезнуть без следа?

Только к концу дня Джордж наткнулся на нечто похожее на улику. Один из мальчишек в конюшне при трактире слышал, что ночью кто-то ходил. При осмотре сеновала был обнаружен носовой платок с кружевной отделкой, но его могли потерять при каком-нибудь свидании.

Больше за целый день он ничего не нашел. Теперь нужно встретиться с Рэвелстоуком и сравнить результаты. Если он сможет принести Изабелле хоть какие-нибудь утешительные вести, то все бесплодные часы поисков будут не напрасны.

Джордж прошел прямо в кабинет Рэвелстоука, ожидая, что остальные уже там и обсуждают за бренди прошедший день, но, распахнув дверь, оказался в пустой комнате.

Проклятие! Что ему теперь делать? Не может же он явиться к Изабелле с одним платком, тем более что тот пахнет розой. Джордж достал из кармана этот злосчастный клочок ткани и принюхался.

Нет, он не ошибся. Как странно. Прежний владелец платка обладал таким же вкусом, что и его бывшая любовница. Он сунул странный предмет в карман. Ему меньше всего хотелось думать о собственных трудностях.

Сейчас он тратит время на помощь Изабелле, но, спрашивается, когда у него будет несколько свободных часов, чтобы облегчить карманы других джентльменов?

Надо найти Джека, и быстро, раньше, чем гости разъедутся, а кредиторы обнаружат его местопребывание. Да, кредиторы, среди которых теперь и Роджер Паджетт. Братец Люси. Джордж снова вытащил платок.

Может, это шанс? Маловероятно, но сбрасывать его со счетов нельзя.

Черт возьми, где же остальные? Выслушивая их рассказы, он мог бы заняться и вторым своим делом – перекинуться с кем-нибудь пару раз в «двадцать одно». Кстати, это отвлекло бы его от вопроса, который утром задала ему Изабелла. Черт возьми, он ответил ей искренне. Разве он мог бы считать себя джентльменом, если бы бросил ее в беде? Вообще считать себя человеком? Для него вполне естественно пытаться защитить женщину в трудных обстоятельствах. Или нет?

Захлопнув за собой дверь кабинета, Джордж пошел в сторону бального зала в надежде кого-нибудь встретить. Но везде было пусто. Это затишье должно было его насторожить. Его сестры наверняка вышли со всей компанией в сад. День был теплый и слегка ветреный. Чудесная погода для прогулки или рисования на воздухе. Мисс Аберкромби, без сомнения, нашла себе пару достойных натурщиков.

Фортепьяно манило его. Нет, нельзя. Голова забита другим. Но пальцы так и тянулись к клавишам. Музыка успокоила бы его. Дать себе волю на несколько минут – это лучше, чем стакан бренди. Он сидел за инструментом только вчера, когда Изабелла раскрыта его тайну. И вот сегодня он вновь ощущает эту острую жажду. Ему надо почувствовать, что музыка стекает с его пальцев, заполняет пространство вокруг и внутри его, рождается где-то в глубине сердца, возможно, там, где живет душа.

Джордж отступил на шаг, но не мог оторвать глаз от рояля. Он манил его сильнее, чем карточный стол, пожалуй, даже поддразнивал: «Да-да, подойди ко мне. Ты же хочешь. Ты не удержишься».

Видит Бог, это чувство, этот восторг, эту манию он пытался похоронить много лет назад. Но когда бы он ни давал себе волю – как это случилось прошлой ночью, – его страсть требовала выхода еще раз, при свете дня.

В зале было тихо и влажно. Здесь, под защитой каменных стен, не было ветерка, который принес бы свежесть. Джордж пошел к роялю. Его шаги глухо отдавались в пустом помещении. В этом углу зала доминировал рояль, освещенный столбом света из высоко расположенного западного окна.

Опустившись на стул, Джордж провел пальцем по прохладной и гладкой клавише. Один звук, только один. От его прикосновения слоновая кость согрелась, словно живое существо. Он медленно надавил на клавишу, в воздухе зазвенел чистый прозрачный звук. Соль, Джордж понял это, не глядя. На девять с половиной тонов выше до малой октавы.

Он прикрыт глаза и нажал еще одну клавишу, потом еще. Левая рука присоединилась к правой, и Джордж отдался мелодии, контрапункту, низкому ритму басов, спорящих с мелодичными переливами высоких нот. Музыка перенесла его в другой мир, где жила одна лишь гармония, где не существовало времени и где он мог навсегда заблудиться.

– Прекрасно. Я никогда не слышала ничего подобного.

Джордж вздрогнул, открыт глаза, пальцы сбились и закончили диссонирующим аккордом. Джордж сморщился и опустил руки. На него, из-за пустой подставки для нот, широко распахнув глаза, смотрела Генриетта. Ну конечно, ведь он играл не по нотам, а импровизировал. Пальцы летали по клавишам быстрее, чем мысль. Надо было придерживаться Моцарта.

Взгляд Джорджа переходил с одного лица на другое. Оказывается, рояль окружала целая толпа. На лицах изумление, шок, подозрительность. Мисс Аберкромби прищурилась, как будто в мыслях уже переделывала его портрет.

– Мистер Аппертон, я понятия не имела, что вы так прекрасно играете! – захлопала ресницами Пруденс Уэнтворт.

Джордж беспомощно заморгал. Как он мог так забыться? Но надо же поклониться в ответ на комплимент.