Быстро смеркалось. Глеб понимал, что найти своих в темноте будет чрезвычайно сложно. Но он был уверен, что точно так же поступили бы и его друзья, случись с ним такое. А ведь подобное случалось с ним не раз.

Война была полна неожиданностей, ужасных и кровавых. Бывало, что самая безобидная ситуация превращалась в трагическую. Обыкновенный перелет – каких-то двадцать-двадцать пять километров над территорией, которую контролируют наши. Вертолет взлетает, все сидят расслабившиеся и спокойные. И вдруг – выстрел…

Вертолет вспыхивает и падает.

Сколько погибло вот так, в простой ситуации, когда не думаешь о смерти!

Или на какой-нибудь узкой горной дороге… Идут, идут БТРы, радисты переговариваются, сообщая, что впереди. И вдруг обвал, взрывы с одной и с другой стороны, и машины с бойцами оказываются отрезанными, отрезанными от всех. Справа пропасть, слева отвесная стена, а с двух сторон завалы. И тогда в эфир летят отчаянные позывные, радисты сходят с ума. По броне стучат пули, металл раскаляется, до него невозможно дотронуться. А солнце нещадно палит. И ясно, что прийти на помощь никто не сумеет.

И спасительный вертолет не сможет прилететь и сесть.

Тогда приходится бросать технику и, прижимаясь к камням, перебегать, переползать, пробиваясь к своим, выходя из окружения. А «духи» сидят за камнями и методично, по одному, отстреливают солдат. И тогда не знаешь, откуда ждать смерти, и тогда хочется прижаться к камням, зарыться в них. Но камни тверды, и невозможно спрятаться в них. А пули свистят, высекают из камней искры, отламывают острые, ранящие осколки.

И остается только молиться и просить Бога, чтобы как можно скорее начало темнеть.

С наступлением темноты появляется маленький шанс вырваться из окружения, пробиться и выйти из смертельной петли. БТРы уже горят, черный дым стелется над горячими, как наковальня, камнями. И, задыхаясь от пыли и гари и нечеловеческого напряжения, солдаты тащат раненых. А пули свистят, взрываются гранаты, и кажется, что наступил последний. Судный день. С отвесного обрыва летят вниз огромные валуны.

Земля будто раскалывается на куски, рушится, и негде на этой земле укрыться маленькому человеку в камуфляжной форме с автоматом в руке.

Тогда, той афганской весной, они смогли высадиться километрах в двух от своих. Они выпрыгнули с вертолета, залегли. Пилот даже не выключал двигатели. Вертолет задрожал и поднялся. И Глеб видел машину, которая темным силуэтом на фоне неба начала отдаляться от них.

И вдруг вертолет загорелся.

Ни Глеб, ни его бойцы даже не слышали звука выстрела, они видели только пламя. Вертолет развалился на их глазах и рухнул в пропасть. Снаряд попал прямо в баки с горючим, и боевая машина, вспыхнув как спичка, развалилась на куски прямо в небе, и пылающие осколки полетели вниз.

– Вот так… – прошептал тогда Глеб, прижимаясь к плоскому большому камню.

Справа, за утесами, слышались редкие одиночные выстрелы. Глеб понимал, что это его друзья. Он посмотрел на часы.

«Они продержатся еще минут пятьдесят».

Рация у окруженных бойцов уже не действовала.

И сколько ни пытался радист связаться с ними – ничего не получалось.

Глеб поднял руку и махнул. Он кожей чувствовал, что все увидели это его движение В темноте послышались шорохи, зашуршали, посыпались камешки Бойцы поднялись на ноги и, припадая к острым камням, прячась за ними, двинулись вслед за Глебом, то и дело оглядываясь по сторонам, прижимаясь к отвесным скалам.

* * *

Глеб отчетливо вспомнил то чувство, которое охватило его, когда он увидел перед собой небольшую, усыпанную мелкими камнями площадку…

* * *

За площадкой были колючие кусты.

Глеб пригнулся и поднял руку. И в это время тишину распорол треск автоматной очереди Пули засвистели над головой Глеба. Он упал, прижался к земле, ощущая щекой мелкие острые камешки. Его бойцы тоже залегли. Стреляли из-за кустов, и скорее всего, тот, кто стрелял, не видел противника, просто услышал шорох и на всякий случай дал длинную очередь.

Сиверов сделал знак подчиненным, чтобы они все оставались на своих местах и не двигались до его приказа, а сам, стараясь не производить ни малейшего шума, двинулся в направлении зарослей. В отдалении слышалась стрельба – это отстреливались от наседающих душманов его друзья – те, что были в окружении.

Глеб крался, буквально сливаясь с землей. Он совершал каждое движение ловко и аккуратно.

Еще метр, еще… И вот он уже за длинным плоским камнем. Сейчас можно перевести дух. Глеб набрал воздуха и ощутил терпкий запах какой-то горной травы. Он медленно перевернулся на спину и вытащил из-за пояса нож Лезвие тускло сверкнуло. Глеб кончиком пальца прикоснулся к острию, затем приподнялся и выглянул.

Заросли кустарников были неподвижны, но где-то там притаился враг и, скорее всего, его автомат наготове, палец лежит на спусковом крючке, и в любой момент спусковой крючок может дрогнуть, и из ствола полетят пули В этот момент Глеб Сиверов не боялся смерти. Он даже не думал о ней. Давняя привычка не думать о плохом срабатывала. Глеб медленно нырнул в тень камня, а затем по-змеиному бесшумно, словно у него на ногах были не тяжелые башмаки на рифленой подошве, а балетные тапочки, прозрачной тенью скользнул по склону и оказался в кустах. И только сейчас из-под ноги сорвался камешек и этот звук показался Глебу грохотом более страшным и оглушительным, нежели если бы со склонов сходила лавина, низвергающая вниз тысячи многотонных камней. Глеб даже зажмурился и стиснул зубы. Но в то же время его правая рука крепче сжала рукоять кинжала, нож, казалось, сросся с рукой, стал ее продолжением.

Глеб хорошо видел в темноте, он уже различал скорчившегося за камнем человека, видел его короткую бороду. Ему даже показалось, будто он различает в этом неверном свете, что борода рыжая. Рукава куртки душмана были закатаны, и из-под них двумя белыми полосками призрачно светилось в темноте белье. Маслянистые тусклые блики поблескивали на автомате. До противника было шагов двенадцать. Глеб понимал, что стрелять нельзя, надо действовать бесшумно.

Он вновь припал к земле и змеей заскользил среди камней и колючих кустарников. Они царапали руки, впивались в плечи, но Глеб не обращал на это никакого внимания. Единственное, чем он был занят, так это тем, чтобы не произвести шума. Он видел, как человек привстал, видел, как блеснули его глаза. Душман повернул голову, и в это время Глеб, чуть приподнявшись, метнул нож. Душман вскрикнул, нож вошел в яремную ямку. Бросок был настолько сильным, что клинок скрылся в шее по самую рукоятку. Бородатый рухнул навзничь, и еще несколько мгновений его ноги, обутые в американские десантные ботинки, подергивались.

Глеб негромко свистнул – так, как свистят ночные птицы. Послышался шорох осыпающихся камешков, и уже через несколько мгновений бойцы Сиверова были рядом.