не повстанец, Харри. Моя миссия закончилась, Честно говоря, я шел только за Лейни. Теперь я могу бросить все это.

— Ты думаешь Кастро оставит тебя в покое? Он наверняка знает тебя. Он выследит тебя обязательно. А кроме того, я не могу отдать тебе кар. Он нужен нам для борьбы.

Мэт поморщился. Это же его кар, разве нет? Он ведь украл его. Впрочем, с этим потом.

— Почему ты вспомнил о Полли?

— Она видела снижение рамробота. Кастро вероятно нашел у нее снимки. Он должен теперь выяснить у нее, кто еще знает об этом.

— Что знает?

— Пока я сам не знаю. Знает только Полли. Но что-то чрезвычайно важное. Полли так думает. Ты не знаешь, где спустился робот?

— Нет.

— Они хранят это в тайне. Такого еще никогда не бывало.

Заговорила Лейни.

— Полли считала, что узнала, что-то очень важное. И хотела переговорить с нами в тот вечер. Но Кастро помешал нам. Я думаю, что причиной налета был рамробот.

— Она может быть уже в банке органов,— сказал Мэт.

— Не думаю,— заметил Харри.— Если, конечно, Кастро нашел у нее снимки. Она наверняка ему ничего не сказала и он решил применить гроб, чтобы она заговорила. Но это требует времени.

— Гроб?

— Да. Но сейчас это не важно.

Неважно или важно, но Мэту совсем не понравилось это название.

— Как ты намереваешься освободить их?

— Я пока не знаю.

Дома и зеленая трава проплывали под ними. С гироскопом кар летел намного ровнее и устойчивее. Вокруг небо было чистым. Не было никаких следов погони.

— Значит,— сказала Лейни,— ты пробрался в больницу, чтобы освободить меня? Как у тебя это вышло?

— Я летел на украденном каре. С маленьким путешествием в туман бездны.

Широкий рот Лейни расплылся в полуулыбке, полуусмешке.

Миссис Хэнкок заговорила с заднего сиденья.

— Хотелось бы мне знать, почему они не поразили нас лучами там, на стоянке каров.

— И ты знал, что они этого не сделают,— сказала Лейни.— Почему ты это знал, Мэт?

— Я сам ничего не понимаю.

— Но ты знал, что так будет?

— Да.

— Почему?

— Хорошо. Худ, ты слышишиь?

— Да.

— Это долгая история. Я начну с того дня, когда была вечеринка.

— Начни с вечеринки.

— Все говорить?

— Все.— Лейни произнесла это с ударением.— Сейчас все может оказаться важным.

Мэт пожал плечами.

— О’кей. Может быть и так. Я встретил Худа в баре после восьми лет разлуки.

Иезус Пьетро стоял и смотрел, как мимо него проносят носилки в вивариум. В другую сторону несли носилки с мертвыми и ранеными в операционную. Некоторые вернутся к жизни, а у безнадежных заберут те части тела, которые могут оказаться полезными живым.

— Что это? — спросил Иезус Пьетро.

— Я не знаю,— ответил майор Янсен. Он отошел подальше от двери, чтобы лучше видеть.

— Что-то знакомое. Это нарисовал колонист?

— Разумеется. Ведь кроме колонистов тут живых не осталось.

Майор Янсен отошел еще дальше и рассматривал рисунок, покачиваясь с пятки на носок. Наконец, он сказал:

— Это сердце, сэр.

— Со слезами.

— Сердце со слезами. Тот, кто нарисовал это, не в своем уме. Сердце, сердце. Почему Сыны Земли решили оставить нам сердце, нарисованное кровью?

— Кровь. Кровоточащее сердце, сэр. Они хотят сказать, что они против того, чтобы мы помещали части человеческого организма в банки органов.

!— Очень выразительно,— сказал Иезус Пьетро. Он посмотрел в вивариум. Тела Хобарта и охранника были убраны. Но следы ужасной резни еще остались. Он сказал:

— Этот символ совсем не вяжется с их действиями.

Тридцать тысяч глаз ждали выступления по телевизору.

Четыре камеры окружали его. Сейчас они не работали и четыре оператора возились вокруг них, обмениваясь замечаниями, которые Миллард Парлетт даже не пытался понять. Через пятнадцать минут все население планеты будет видеть его на экранах своих приемников.

Миллард Парлетт начал листать свои заметки. Пришло время перемен.

Вступление.

Ввести в курс дела, обозначить проблему, упомянуть о грузе рамробота.

Удастся ли доказать народу, что проблема чрезвычайно важна. Последняя чрезвычайная сессия, насколько мог вспомнить Миллард Парлетт, состоялась почти век назад, в 2290 году, когда была Великая Чума. Многие из нынешних слушателей еще не родились в то время.

Значит вступление должно захватить их внимание.

II. Проблема банка органов.

A. Земля считает это проблемой, мы — не считаем. Значит земля знает больше по этому вопросу.

Б. Каждый человек с помощью банка органов может намного продлить свою жизнь. Он может жить до тех пор, пока функционирует его центральная нервная система.

B. Однако банк органов не может дать больше того, что в нем имеется. Значит каждый должен заботиться о пополнении его запасов.

Г. Единственный способ пополнения банка органов — это наказание преступников. (Доказать это, показать, что все другие методы гораздо менее эффективны).

Д. Тело преступника может спасти жизнь десятков людей. Серьезных аргументов против применения смертной казни к опасным преступникам нет. Каждый, кто хочет жить долго и быть здоровым, проголосует за применение смертной казни к преступникам. И чем меньше запасы в банке органов, тем менее значительны будут преступления, за которые назначается смертная казнь.

Проблема банка органов могла начаться еще в 1900 году, когда Карл Ландштайнер разделил кровь людей на четыре группы: А, В, АЛ и О. Или в 1914 году, когда Алберт Хустин обнаружил, что содиум цитрат предохраняет кровь от свертывания. Или в 1940 году, когда Ландштайнер и Винер открыли Резус-фактор. Теперь банки органов могли легко пополняться кровью за счет осужденных преступников. Но никто этого не понял.

А работы Гамбургера в Парижском госпитале по пересадке селезенки? Или в 2010 году, когда Мостель и Гранович сделали свой блестящий эксперимент?

И никто не увидел сложности проблемы вплоть до середины двадцать первого века.

Во всем мире появилась сеть банков органов, которые пополнялись за счет людей, добровольно пожертвовавших свои тела на службу медицине.

Но много ли пользы от тела человека, дожившего до старости? А людей, погибших в дорожных катастрофах не так уж много, к тому же редко удается вовремя препаривовать их. И вот в 2043 году в Арканзасе ввели смертную казнь и постановили использовать тела казненных для пополнения банков органов.

Эта идея распространилась, как лесной пожар... как моральная чума, по выражению одного критика, Миллард Парлетт внимательно изучил весь вопрос, исключил из свой речи исторические реминисценции, опасаясь, что это отвлечет внимание аудитории. Люди не любят,