— Что? Он сказал, куда?

Сильвия поднялась по лестнице на крытое крыльцо.

— Нет, по-моему, не говорил.

— А он сказал, когда вернется?

Сильвия покачала головой.

— Думаю, что-нибудь через час после тренировки или около того. Что-то не так?

— Мы собирались сегодня сказать Габи, что Раф — его отец. Но он всегда такой усталый после тренировок. Хорошо, если он не уснет сегодня прямо в ванне.

Теперь Эмма по-настоящему забеспокоилась. А вдруг Раф решит сам все сказать Габи?

Она пошла к парадной двери и стала мерить шагами прихожую. На улице уже было совсем темно, когда перед домом остановился грузовик Рафа. Шел десятый час.

Эмма распахнула дверь и вышла на крыльцо.

Раф понял, что его ждут неприятности, в ту же минуту, как вылез из грузовика и увидел Эмму, которая стояла на крыльце, обхватив себя руками. Размышляя, что же он опять сделал не так, он обошел вокруг кабины, чтобы взять с переднего сиденья уснувшего сына.

Не успел он отстегнуть ремень безопасности, как Эмма подскочила к нему.

— Что с ним?

Раф повернулся и взглянул на нее.

— Ничего. Он уснул на обратном пути.

— Где вы были? Уже десятый, час.

— Мы с Пэрри Дженкинс повели детей поесть мороженого после тренировки. Я сказал Сильвии. Разве она тебе не передала?

— Только после того, как появилась в половине девятого. Почему ты не оставил мне записку? Я бы сходила с вами.

Он подождал, пока она открыла ему дверь.

— Ты хочешь сказать, чтобы защитить своего сына от его отца?

Эмма бросила испуганный взгляд на Габи.

— Тшш! Он услышит.

Раф встряхнул сына.

— Ничего он не услышит. Хоть из пушек пали. Ну так что, будем стоять и пререкаться или я могу отнести его в постель?

Эмма посторонилась и пропустила его.

— А как же быть с его купанием?

— Поспит сегодня чумазый, — ответил Раф.

— Но…

— Все в порядке? — послышался голос Сильвии из гостиной.

— У нас все хорошо, мама. Смотришь свои мыльные оперы?

— Только что начала смотреть первую, но если я вам нужна, то могу…

— Все нормально, Сильвия. — Раф поднимался по лестнице. — У нас все хорошо.

Эмма пошла следом. Она суетилась вокруг Габи, раздевая его, убирая волосы со лба, сокрушаясь по поводу грязи. Когда она отправилась в ванную за влажной тряпкой, Раф преградил ей путь и подтолкнул к лестнице.

— Он грязный, — запротестовала Эмма. — Мне нужно…

— Пусть спит, — сказал Раф. — Завтра отмоешь грязь.

Она подняла брови.

— Прекрасно! Значит, мы можем поговорить.

— Только не сегодня, Эмма. Я все утро искал помещение для офиса, весь день сражался с компьютером, потом весь вечер носился по полю. Потому что тебя не было там, чтобы сделать это вместо меня. У меня чертовски болит нога, и единственное, чего я хочу, — это влезть в ванну с горячей водой и отмокать дня три.

— Нам надо поговорить.

— Утром.

— Утром мне на работу. — Он тяжело вздохнул. — Хорошо. Но тебе придется вести этот разговор через дверь ванной. Я не могу оставаться дольше в этой одежде.

Остановившись внизу лестницы, он повернулся к задней двери.

— Спокойной ночи, Сильвия.

— Спокойной ночи, Раф, — отозвалась та. — Приятного сна…

Помедлив, Эмма не удержалась, чтобы не съязвить:

— Ты бы так не взмок, если бы носил шорты и футболку, как все нормальные люди.

Он сверкнул на нее глазами.

— Очень смешно.

— Ты — единственный человек, кого волнуют твои шрамы, Раф. Меня нисколько. И детей, уверяю тебя, тоже.

Он остановился на дорожке.

— Это все, что ты хотела сказать? Тогда можешь идти спокойно спать.

— Это не все.

— Хорошо. — Он показал рукой в сторону гаража. — Только после вас.

Раф хмуро смотрел ей в спину, когда она поднималась по лестнице, — его усталое, измученное болью и раздражением тело еще способно было реагировать. Он открыл дверь и пропустил Эмму вперед.

— Ты сказал Габи. — Это прозвучало как обвинение.

— О чем? — спросил он в ответ.

— О том, что ты — его отец.

— Так весь сыр-бор из-за этого? — Раф закрыл глаза и застонал.

— Ты сказал ему.

Он бросил на нее взгляд.

— Нет. Но не потому, что не хотел.

Раф вошел в ванную и решительно закрыл за собой дверь.

Но дверь тут же распахнулась.

— О чем вы говорили в грузовике?

Раф отодвинул ее от дверного проема.

— Я оставлю дверь приоткрытой, чтобы ты могла кричать на меня.

— Я не кричу.

— Все равно.

Он прикрыл дверь, оставив щель шириной сантиметров пятнадцать и включил воду погорячее, пока из ванны не повалил пар.

— О чем вы с Габи разговаривали? — прокричала Эмма, перекрикивая шум воды.

— А о чем, по-твоему, мы могли разговаривать? О бейсболе. — Раф бросил взгляд в сторону двери и расстегнул рубашку. — Он рассказывал мне об игре «Отважных», которую видел вчера по телевизору. Потом мы обсуждали разные приемы игры.

— И это все?

Он сбросил рубашку и потянул майку через голову.

— Ехать до парка двадцать минут. Ты думала, мы обсуждали мирный договор?

— Я только… Вы с Габи впервые оставались наедине так долго.

Он снял часы.

— Да, я заметил.

— Мы собирались сказать ему сегодня вечером, — резко напомнила Эмма. — Я подумала… ты мог поспешить… увидев, что уже поздно.

Раф снял ботинки и носки.

— Я не сделал этого.

— Почему?

— А ты бы хотела? — В жизни не встречал такой упрямой женщины. — Я не сказал ему, потому что… потому что я дурак… Я уже решил, что ты начала мне верить, и не хотел обмануть твое доверие. Мы ведь вроде вместе собирались сказать ему?

Он открыл кран, чтобы почистить зубы, и шум воды заглушил ее ответ.

— Что?

— Я сказала, что так и было.

Раф понял, что Эмма наклонилась ближе к щели.

Он выдавил пасту на зубную щетку.

— Тогда в чем проблема?