– Знаете, – ответил Давенпорт после некоторой паузы, – мне кажется, что ваша родня в данном случае значит не так много, как вы полагаете. Наилучшее поведение в обществе – это поступать так, будто мнение окружающих вас нисколько не заботит.

– Думаю, это может подействовать, если речь идет о таком человеке, как вы, – пробормотала она язвительно.

Давенпорт потер ладонью поросший щетиной подбородок и задумался над ее словами.

– Нет, не берусь утверждать, что в моем случае это подействует – или что у меня есть желание завоевать расположение света. Меня нигде не принимают. Вернее, не принимали бы, не будь я графом, и к тому же весьма богатым. Разумеется, меня не заботит, что думают обо мне люди. Если тебя в течение шести лет считали мертвым, поневоле начинаешь видеть окружающее в нужной перспективе.

Хилари уже задумывалась раньше над этим необычным обстоятельством, однако с момента их первой встречи столько всего произошло, что этот вопрос просто вылетел у нее из головы.

Она уже собиралась продолжить расспросы, но тут он добавил:

– Именно это я и замечал не раз среди дам высшего света. Самый громкий скандал можно загладить, если только у тебя хватает смелости противостоять всем сплетням.

Хилари не поверила ему. Как одна из Деверов, она не могла допустить ни малейшего изъяна на своих сверкающих доспехах. Достаточно вспомнить о том, что произошло в академии мисс Толлингтон. Пусть даже сама она вела себя безупречно, однако дурная слава ее семьи обернулась против нее – и в конечном счете оказалась решающей. Сильнейшее потрясение, которое она испытала в тот момент, когда мисс Толлингтон пришлось ее уволить, еще отдавалось в ее душе подобно отголоскам землетрясения. С того судьбоносного дня прошло более двух недель, но она до сих пор так и не пришла в себя.

Когда же она набросилась на Давенпорта прямо на глазах у миссис Фаррингтон… при одном воспоминании об этом ее охватывала дрожь. Это было не просто изъяном на ее доспехах – по сути, она разоблачила саму себя.

Разумеется, его вызов невозможно было игнорировать. Но теперь, узнав Давенпорта поближе, Хилари могла обуздать его дерзкий нрав – или по крайней мере отразить все его попытки соблазнить или смутить ее, не подвергая опасности ни свои нервы, ни свою добродетель.

Давенпорт отпустил поводья, чтобы замедлить бег лошади на повороте. Руки его были без перчаток, заметила Хилари. Если он когда-то и носил их в дополнение к вечернему костюму, они должны были быть белыми – и к этому моменту безнадежно испорченными.

По какой-то непонятной причине эти руки без перчаток словно зачаровывали ее. Их тыльная сторона была чуть более загорелой, чем остальная часть. И когда они двигались, свет отражался от покрывавших их золотистых волосков. Крупные руки, сильные и умелые, способные ввести любую женщину в искушение довериться им.

Она вспомнила ощущение от этих рук, державших ее за плечи, когда он ее поцеловал, и едва сдержала легкую дрожь. Затем ее мысли вдруг переметнулись на видение, навеки запечатлевшееся в ее памяти: Давенпорт, стоящий подобно статуе Аполлона посреди мусора от рухнувшего потолка.

Обнаженным.

Усилием воли Хилари отогнала от себя непрошеное воспоминание. Что с ней, в конце концов, происходит? То она дает себе торжественную клятву следовать путем добродетели, то вдруг представляет себе самого отъявленного распутника Лондона без одежды.

Все дело в Давенпорте. Это он оказывал на нее такое дурное влияние. Никакой другой мужчина не пробуждал в ней таких бурных и противоречивых эмоций. Это по его и только по его вине она обнаружила, что может получить удовольствие от вида голого мужского зада.

О Господи. Хилари припомнила многочисленные случаи, когда ее деликатная матушка пыталась отучить ее братьев от сквернословия при помощи мыла. Жаль, что она не может сделать то же самое с собственным рассудком.

– Грош им цена, – лениво проговорил Давенпорт, прервав необузданный поток ее раздумий.

Она вздрогнула:

– Что?

– Грош цена вашим мыслям, – отозвался он, хихикнув. – Хотя, надо признаться, я бы дал гораздо больше за возможность узнать, что именно вызвало прелестный румянец на ваших щеках. Знаете, у вас прекрасная кожа. Полупрозрачная, как самый дорогой фарфор в доме моей сестры. Как белая роза с нежнейшим розовым оттенком в середине.

Прочувствованный тон, которым он произнес последнюю фразу, заставил ее невольно рассмеяться.

– Как вы, оказывается, ловки, лорд Давенпорт. Почему вы не можете быть серьезным, даже когда пытаетесь заманить меня в свои… э-э-э… объятия?

Он пожал плечами:

– Вы слишком умны, чтобы поддаться на подобные уловки, сколь бы искренними ни были стоящие за ними чувства.

Если он действительно считал так, то знал ее далеко не так хорошо, как думал. Слава Богу, что он не воспринимал все эти глупости всерьез – иначе, как она понимала, ему невозможно было бы противиться. И в этом таилась опасность. Даже когда он говорил чушь, ей хотелось ему верить…

– Я рада, что вы так хорошо меня понимаете, – произнесла она, аккуратно сложив руки на коленях.

Давенпорт взялся за вожжи и обернулся к ней, голос его был низким и скрежещущим:

– До тех пор, пока вы понимаете меня, моя дорогая. Я твердо намерен вами обладать – обладать во всех отношениях, в каких мужчина может обладать женщиной, и многих других, до которых даже мое богатое воображение пока не дошло. Я предупреждаю вас заранее, поскольку, когда речь идет о моих намерениях, я никогда не лгу, не прибегаю к лести и не связываю себя никакими обязательствами, с кем бы то ни было.

Хилари посмотрела в его вдруг ставшее серьезным лицо, и сердце ее отчаянно забилось. От каждого его слова по ее телу пробегали струйки жара, накапливавшиеся в нижней части живота. Он пробудил в ней ранее неведомые ощущения. Желание. Тоску. Потребность. Он прямо заявил ей, что намеревался воспользоваться ее телом, но физическая близость не предполагает с его стороны никакой эмоциональной привязанности – и, само собой, никакого брака. Все его легкомысленное обаяние, к которому она уже успела привыкнуть, исчезло. Но она не испытывала страха. Во всяком случае, перед ним, Давенпортом. В минуту внезапного озарения Хилари сообразила, что он пытался установить между ними эмоциональную дистанцию, одновременно все ближе подбираясь к ней физически.

Неужели она, Хилари Девер, способна была разрушить эмоциональное благополучие скандально известного графа Давенпорта? Неужели она обладала властью достаточной, чтобы повлиять на него или предъявить права на его привязанность?

Тут словно что-то прозвенело на самом краешке ее сознания – нечто, вернувшее ей уверенность в себе ровно настолько, чтобы ответить:

– Знаете поговорку, милорд? «Не сотрясай зря воздух». Что означает – не трать время на слова. Либо делай, либо нет.

В его темных глазах появился интерес. Затем он тихо осведомился: