Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Можно один откровенный вопрос?
Ольга Константиновна, резавшая в это время пирог с изюмом, замерла.
– Я уже поняла, о чем вы хотите спросить. Да, я была ему близким человеком. Подолгу жила у него.
– Я имею в виду, были ли между вами близкие отношения, какие бывают у мужчины и женщины.
– Разумеется, как и у всех. – Она покраснела, но даже эта краска мнимого стыда не произвела впечатления: Наталия не верила ни единому ее слову. Скорее всего, они ограничивались совместными ужинами и разговорами. «Ну не мог такой мужчина, каким был Родионов, спать с этой, действительно, как сказал Борисов, мегерой». В ней напрочь отсутствовало тепло. Она была холодна как лед. Рассудительна, умна, но не более того. И уж, конечно, не могла заполнить ту брешь в жизни Сергея Ивановича, которая называлась одиночеством.
Разговор, хотя и бестолковый, длился довольно долго, и Наталия стала уже жалеть о своей поездке: минутный порыв, связанный с желанием прийти в себя после смерти Павла, обернулся пустой тратой времени и раздражением в адрес этой серой, неинтересной женщины, которой судьба послала такого необыкновенного во всех отношениях Родионова, а она так и не поняла его душу.
– Вы знаете, мне пора. Спасибо за все. Только вы не показали мне самого главного.
– Что именно?
– Вашу драгоценную коллекцию пианино. Где она? Я побывала во всех комнатах, но ни одного инструмента не увидела.
– А… Пойдемте, покажу. Это в саду, в летней кухне.
– А вы позволите мне немного поиграть?
– Конечно, если сможете извлечь более или менее приятный звук.
Они вышли из дома и по дорожке направились в самую гущу сада, за которым открывалась большая поляна, заросшая травой. Возле забора стоял небольшой деревянный домик, покрытый полуразвалившейся крышей.
– И вот здесь вы держите свою коллекцию? – вырвалось у Наталии, которая представила себе, в каком же состоянии могут находиться пианино в дождь, снег и ветер.
Когда она перешагнула порог дома, в нос ударил застарелый запах плесени и затхлости. С потолка капала вода – на улице-то шел дождь.
– Странно. – Наталия подошла к одному, чуть прикрытому мешковиной инструменту, раскрыла его и села на высокий деревянный ящик с остатками гнилых яблок. – Вы позволите мне побыть здесь одной. Здесь такое странное место.
– Пожалуйста, – пожала плечами Оленина и вышла, тихо притворив за собой дверь.
«Старая дура, так испортить инструменты…» Все четыре пианино представляли собой полурассохшиеся, позеленевшие от влаги деревянные ящики. Гробы.
Наталия достала из кармана плаща маленький диктофон и включила его: сосредоточилась и взяла первый аккорд до-диез минорной прелюдии Рахманинова. Но вместо него услышала какое-то хриплое густое и надсадное хоровое пение: так поют обреченные на смерть узники. Первоначально задуманная прелюдия постепенно сменилась расхристанными джазовыми диссонансами, которые быстро превратили этот курятник в пивную; те же двое, что и в прошлый раз, говорили на немецком, то и дело оглядываясь, словно боясь, что их могут услышать.
Наталия, увидев кружки с пивом, почувствовала, как у нее пересохло во рту, она бы и сама была не прочь оказаться там, чтобы подышать чужим воздухом и попить немецкого пива. Но продолжала играть, слушать, смотреть и думать. Ногой она отстукивала ритм, покачиваясь всем телом, и постоянно сдерживала себя, чтобы не встать и не подойти к стойке бара. Когда же брюнет, которого, как ей теперь было известно, звали Андреем, встал и, кивнув в знак прощания, вышел из пивной, Наталия подняла руки вверх и зажмурила глаза. Этот переход из видений в настоящую жизнь был не всегда плавным. И порой она боялась того, что, закончив играть, не вернется в реальность, а останется где-нибудь наедине с убийцей.
Но, открыв глаза, Наталия облегченно вздохнула. Диктофон, стоящий на крышке фортепиано, продолжал работать. В дверь стучали. Наталия быстро перемотала пленку, чтобы послушать, и была просто потрясена, когда услышала знакомые голоса. «Получилось!»
– Я же говорила вам, что они расстроены, – говорила Ольга Константиновна, почти врываясь в дом и ища глазами источник вдохновения своей гостьи. – Не понимаю, что вам здесь так понравилось?
– Ваша коллекция. – Наталия уже успела спрятать в карман диктофон и теперь могла спокойно выйти. – Они что, все совершенно одинаковые?
– Кто?
– Пианино.
– Почти. У них непохожий рисунок инкрустаций. Ангелы – где два, где один, где три…
– А вам сколько нужно? – не задумываясь, спросила Наталия и вдруг увидела направленный на нее жесткий взгляд совершенно безумных глаз. – Что с вами? Я вас чем-то обидела? – испугалась она, ничего не понимая.
Но Оленина на этот раз промолчала. Она круто развернулась и быстрым шагом пошла в дом.
– Я соберу вам в дорогу, – донеслось до Наталии, которая едва поспевала за ней.
Она вернулась, когда Наталия уже сидела в машине и разогревала мотор. В руках у Ольги Константиновны была корзинка, полная еды.
– Здесь пирожки, а это икра из баклажан. Вы уж извините, если что не так…
– Что вы, я хорошо отдохнула. Вот только не поспала. А это что?
– А это термос с кофе. Мало ли что может случиться в дороге. Сейчас я открою ворота.
Они, можно сказать, сердечно попрощались, и Наталия медленно выехала на дорогу. Она общалась с этой женщиной целый день, но так до конца и не смогла ее понять. «И зачем я только сюда ездила? Я с таким же успехом могла навестить Сару, которая живет за городом, только в более роскошном доме. И у нее под окнами не хризантемы, а розы. И в доме розы, и в зимнем саду…»
Наталия посмотрела на часы: половина седьмого! Как же быстро пролетел день!
В городе она была около восьми. Заправилась уже у самого въезда. Хотела отъехать от станции, как гнусная физиономия заполнила собой все пространство в окне:
– Красавица, дай закурить.
– Да пошел ты… – Она попыталась поднять стекло, но мужчина, брызгая на нее слюной, оказался упрямым.
– Да подожди ты! У нас машина сломалась, мы стоим здесь уже вторые сутки… Жрать охота, есть, пить… Мы же не бандиты какие, по-хорошему просим. – И он состроил такую уморительную рожицу, что у Наталии от сердца отлегло. Она молча перегнулась назад, уцепила, не глядя, ручку корзинки и протянула ее мужчине:
– Берите. Вас сколько?
– Да вообще-то я один. Но я все съем, смогу, честное слово. – Он помог ей открыть машину и принял из ее рук корзину. – Ну и запахи! Господи, не перевелись еще на земле русской добрые люди. Не знаю, как тебя и благодарить. Хочешь, подарю тебе что-нибудь на память?
– Что? – улыбнулась она ставшему ей симпатичным парню. – Ты откуда?