Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне кажется, что ты на верном пути. Это может прозвучать довольно цинично, но смерть Татьяны Филимоновой лишний раз подтвердила, что связь между убийством Родионова и Жуковыми существует. Но вот какая? Думаю, что об этом мне расскажет Манджинян. Может быть, даже сегодня утром. Ты только посмотри в окно, видишь, уже светает, а мы до сих пор не спим…
– Нет, подожди. Ведь ты же знаешь что-то о Филимоновой, я это чувствую.
– Знаю. И теперь, когда ее нет, я, наверное, действительно скажу тебе кое-что.
– Не надо. Хочешь, я угадаю? – Наталия приподнялась на локте и включила лампу. Логинов зажмурился. – Она какой-нибудь лейтенант или майор КГБ. В прошлом. Ведь так? И Филимонов, зная об этом, надеялся на нашу встречу. Но почему он был так заинтересован в этом деле?
– Я разговаривал с ним, когда мы здесь ждали тебя. И знаешь, что он мне сказал?
– Откуда же я знаю?
– Он хоть и тихий на вид, но рыжий. А рыжие, они все темпераментные. Если бы ты только слышала, с каким жаром он рассказывал нам с Сапрыкиным о Жукове, как он восхищался им, как жалел, что мы с ним не были знакомы. Он по-человечески был привязан к нему и очень переживал, когда узнал, что тот погиб. Они с женой пытались прийти на похороны, но натолкнулись на стену. Никто ничего не знал ни о похоронах, ни подробностей катастрофы. И, что самое удивительное, не было ни одного родственника. Родителей, правда, ни у того, ни у другого не было, но Родионов-то был! И он, как назло, оказался в это время у черта на рогах – аж в Индии! Он же по образованию геофизик.
– Думаю, что неплохо было бы установить, кто отправил его в эту командировку. И в Москву, и в Индию. Кто за всем этим стоял. Вполне вероятно, что это тоже имеет какое-то значение. Ведь не случайно дело Жуковых замяли, да так, что никто не знает, где их могила.
– Хорошо. Я поручу проверить документы по этой командировке. Кажется, это имеет отношение к архиву института «Нефтегеофизика». Завтра же днем мы будем знать фамилию директора или зама.
Наталия обратила внимание, что Логинов впервые, пожалуй, применил в их разговоре слово «мы». «Мы будем знать…» Ей было приятно от сознания, что ее тоже приняли в свою игру. Игру профессионалов.
– Но это еще не все… Подожди, мне нужно тебе кое-что показать. – Она выскользнула из-под одеяла и вышла из спальни. Вернулась с фотографиями и разложила их на постели. – Смотри. Вот эти я сегодня взяла у Валентины, а эти, в рамках – таскала повсюду с собой такую тяжесть! – сняла со стен в квартирах Жуковых и Родионова.
– Где-е?! – воскликнул Логинов, не веря своим ушам.
– Где слышал. Ты что же думаешь, я ходила в кино или парикмахерскую? Я работала, Игорь, как и ты. Поэтому и ужин приготовить не успела.
– А отбивные? И курица жареная.
– Да я же принесла их из ресторана.
– Надо же, а я все думал, куда же ты все это могла запрятать, что я целый вечер искал, да так и не нашел.
В такие минуты Наталия сожалела о том, что допускала мысль о возможной измене Игоря. Ей даже стало смешно, что она приревновала его к Валентине, к этой девочке, которая так нуждалась в тепле… Но она была во время ужина так красива, так сексуальна в розовом халате, слегка распахнутом и не скрывающем нежной выпуклости груди и затененной, полной тайны, ложбинки… И это тонкое лицо с прозрачной кожей, пухлым ртом и большими потемневшими от страданий глазами, и эти волосы, блестящими вьющимися прядями спускавшиеся от виска к плечам, на которых сверкали капли воды…
– Я хочу спать, – прошептала она, понимая, что в ее положении уже говорить что-либо бесполезно.
Она проснулась в пять часов и поняла, что больше не хочет спать. За окном было серое безжизненное утро. Надо было срочно что-то приготовить и успеть съездить к Филимонову. Она потушила овощи с мясом, провела почти целый час в ванне, затем, спрятавшись в кабинете, уложила феном волосы, сделала себе макияж, надела свое любимое черное платье с кружевным воротничком, делавшее ее хрестоматийной учительницей музыки, оставила записки Логинову и, отдельно, Валентине и вышла из дому.
Она гнала от себя мысль о возможном союзе, который могли заключить между собой два обнаженных тела, оставшиеся в тихой сонной квартире. Но борьба с ревностью – неравная борьба. Ведь она же сама привезла сюда Валентину, поэтому пусть все происходит естественно, само собой. Если Логинов позволит себе что-то, то, значит, он уже не Логинов. Она выставит его за дверь безо всякого сожаления. Если же Валентина позволит ему это сделать, то он все равно оставит ее у себя. Она ни в чем не виновата. Как не виновата в том, что у нее чудесное лицо, восхитительная фигура и голос, который сводит с ума. Она тоже имеет право на счастье.
Филимонов буквально почернел. Он открыл дверь и был сильно удивлен, когда увидел ее на пороге.
– Извини, это я во всем виновата. Прости, если сможешь… – Наталия в каком-то порыве почти ворвалась к нему в квартиру и обняла его. Но она обнимала не этого убитого горем мужчину, а того симпатичного и не очень умного рыжего парня, каким он был еще вчера, когда советовал ей встретиться с женой.
И он, словно копивший в себе всю ночь слезы, разрыдался у нее на плече. Ведь никто не догадался прийти к нему и вот так просто обнять и прижать к себе, чтобы поделиться своим физическим теплом. Люди боятся увидеть чужое горе и поэтому не умеют себя вести, не знают, что сказать. И даже если человек, которому не хочется жить, говорит, что ему надо побыть одному, это не всегда правда. Он и сам подчас не знает, что ему нужно…
Он успокоился уже в комнате, сел на стул, вытер носовым платком слезы и тяжело вздохнул.
– Я знал, что этим кончится, – вдруг сказал он, чем тоже удивил Наталию.
– Но почему?
– Это было связано с ее работой. Она уже более двадцати лет работала на Дзержинской. Когда я женился на ней, она мне ничего не сказала. Вообще-то мы с Татьяной совершенно разные люди. Я привык доверять и надеяться только на себя. Для меня борьба с невидимым врагом не существовала. Я в душе демократ. Не смейся. Это модное словечко не имеет ничего общего с тем, что происходит в моей душе. Я всегда был таким. И был у меня друг, тоже такой. Я уже тебе рассказывал о нем. Это Валентин Жуков. Светлая голова, умница, каких поискать. Поэтому я и завелся вчера, когда узнал, что ты копаешь… то есть ведешь расследование. Ты не думай, я понимаю, что ты делаешь это не ради развлечения. Как я уже, наверное, говорил, Сапрыкин рассказывал о тебе, о твоем таланте, но просил, конечно, чтобы я делал вид, что ничего не знаю. Но ты прости его, просто он тебя очень уважает.
– Послушай, Павел, а ведь я только что вспомнила, как ты предупредил меня о том, что и меня могут убить, и посоветовал мне заняться вязанием или вышиванием, помнишь? Значит, ты что-то знаешь…
– Что-то да. Но я трус. Я мог бы рассказать тебе это еще вчера, да захотел, чтобы ты поговорила с Татьяной. Она-то все равно больше меня знала. Только рассказала она мне про Жуковых примерно через полгода после того, как они погибли.