Отцам пришлось провести несколько дней в жандармерии, прежде чем увидеть Ёнбин и Хонсопа, которых освободили без всяких последствий.

— Что б тебе худо стало! Какого черта тебя понесло на демонстрации?! Что ты понимаешь-то во всем этом? А?! — в бешенстве накинулся на сына Джон Гукджу.

Аптекарь молча осмотрел Ёнбин и сказал:

— Досталось же тебе. Не били хоть?

— Не били. Пап, я в порядке.

Хонсоп сильно похудел и осунулся. Ёнбин же выглядела здоровой, ее глаза все также оставались ясными и спокойными.

— Что и говорить! Каков отец, такова и дочь! Может ли она вести хозяйство после всего этого?! Учиться не учится, а вот по демонстрациям бегает.

Две семьи уже были связаны соглашением о помолвке, и Джон Гукджу выказывал все недовольство в отношении Ёнбин, которая должна была стать его снохой.

— Они же такие молодые. Можно ли в молодости без горячности? — Аптекарь, в свою очередь, бросил холодный взгляд на поникшего Хонсопа. В отличие от спокойной и невозмутимой Ёнбин, он выглядел испуганным и виноватым, как нашкодивший пес. Аптекарь отвернулся от него.

За окном комнаты, в которой они остановились на ночлег, раскачивались от ветра голые ветви деревьев.

В это же время в Тонёне Ханщильдэк оставалась дома одна, в полном неведении, наедине со своими страхами и переживаниями за дочь.

Неожиданно в дверь кто-то постучал:

— Есть кто-нибудь? — крадучись, как кошка, во двор вошла старая женщина. Ее лоб весь был изборожден морщинами. Это была сваха, которая частенько захаживала в дом аптекаря.

— А! Это вы, бабуля? А я‑то думала, кто бы это мог быть… — без особой радости встретила гостью Ханщильдэк.

Та, в свою очередь, молча, не дожидаясь приглашения, вошла в комнату.

— По какому делу пожаловала? — спросила ее Ханщильдэк.

— Да вот, попросили меня поговорить насчет замужества вашей дочери.

— Моей дочери?! Мне сейчас совсем не до этого…

— Говорят, что твою вторую дочь арестовали. Правда, что ли?

— Ой, и не говори… Все в этом году предвещает несчастья… И молитва-то не помогает…

— Как же ей там, она ведь совсем еще девочка? Слышала, что и в других городах тоже прошли студенческие аресты. Мол, студенты хотят независимости, — слова старой свахи как ножом резанули и без того измученное сердце матери.

— Откуда мне знать? — ответила она. — Все так говорят. Я и поехать-то к ней не могу. Сколько ей пришлось пережить? Да еще в такой холод… Хоть бы обошлось все, да отпустили их неразумных.

— Как бы не так! Вот уже десять лет прошло после того, как эти проклятые япошки учинили очередные аресты. Тогда мой старик пошел на рынок и вернулся домой еле живой, весь в грязи. Много людей тогда пропало, — вращая своими выпуклыми глазами, ворчала себе под нос облысевшая старуха. Её слова, как тяжелый жернов, давили душу матери Ёнбин. Когда же она услышала еще, что в то время многие погибли и стали инвалидами, то совсем упала духом.

— Ай-гу, да что это я все?.. Совсем запамятовала. У вас же в доме девицы на выданье есть, не думаете ли вы их замуж выдать?

— На выданье? В Сеуле есть одна, но та уже помолвлена. Четвертая наша еще мала… Да и можно ли ее прежде старших сестер замуж выдать? — Ханщильдэк умолчала о своей третьей дочери, Ённан.

— У тебя же есть еще одна, третья?

— Ты про Ённан, что ли? — как бы удивилась мать.

— Ну да, та самая, которая красивее всех остальных дочерей.

— Кто ж это ею интересуется-то?

— Да вот, старик Чве Санхо.

— Что ты сказала?! Этот старик хочет жениться на моей дочери?! Да в уме ли ты? — вскочила мать в гневе.

— А почему бы и нет?

— Да этот старикашка… да как он может… мою дочь! Да он ведь совсем уже развалился… — обозлилась мать. Какой бы ни была Ённан, уж лучше было бы отдать ее Хандолю, чем старику.

— Ох, и быстры же вы на выводы! У старика ведь жена есть. Не так уж он и стар, чтоб с ума-то сходить. Он для своего сына жену подыскивает.

Ханщильдэк опешила:

— Но почему именно Ённан? Ведь столько еще девиц на выданье в Тонёне! — никак не могла поверить она.

Чве Санхо был преуспевающим управляющим на рисовых мельницах. Хотя о нем и ползли слухи, что он большой скряга, в доме у него всегда были порядок и достаток. Ханщильдэк и представить не могла, что их падшую Ённан возьмут замуж за сына мельника.

— Еще бы! Когда все узнали, что в доме мельника подыскивают невесту, многие девки захотели выйти за его сына. Да вот только он выбрал вашу дочь. Вам повезло, что ваша дочь такая красавица, — старая сваха старалась не упоминать о недостатках Ённан и всячески нахваливала ее.

— Не мне решать. Вот вернется муж, тогда уж.

— Постарайтесь, чтобы аптекарь Ким не пропустил такого хорошего случая. И поторопите его.

Старая сваха ушла восвояси, но Ханщильдэк долго не могла прийти в себя. Она не знала, нужно ли ей плакать о Ёнбин или радоваться за Ённан. Такими разными были эти две новости.

Все ближе и ближе подбиралась зима. Когда по утрам вода в колодце покрывалась тонким слоем льда, считалось, что наступили холодные времена. Море оставалось спокойным, днем своими теплыми лучами землю пригревало ласковое солнце, хотя иногда заморозки схватывали и побережье.

— Ого-го, кажется, еще холодней будет! — рассуждали горожане.

— А ты как думал? В прошлом году вся треска на пристани в порту перемерзла. В этом-то и подавно померзнет.

— Владельцы кораблей, да и рыбаки тоже, останутся без работы. Как же им не повезло! Не видать им заработка. — Ранним утром в таверне при пристани, заказав большую порцию горячего острого супа хэджан-гук и попивая водочку, толковали между собой носильщики. Сквозь их грязные усы изо рта просачивался белый пар.

Постепенно сквозь густой утренний туман начала проглядывать набережная. Тускло светили керосиновые фонари. В предрассветной морозной мгле стали отходить от причалов на промысел небольшие шаланды.

— Если все будет хорошо с торговлей треской, рыбакам будет хорошо, таверны работать будут, и мы подзаработать сможем.

— Да уж. Нам знать не дано, разве только сам бог моря знает…

Осенью носильщики кормились тем, что разгружали дрова с больших кораблей. Зимой они без отдыху разносили по домам треску. Покончив с выпивкой, носильщики вытерли рты, выскребли из своих грязных карманов монеты, расплатились и, взвалив на себя носилки, направились в порт, где каждое утро открывался рыбный рынок.

В доме аптекаря Кима кипела работа: нужно было рассчитываться с носильщиками, приносящими с рынка рис и всевозможные продукты, и одновременно вести приготовления к приближающейся свадьбе Ённан. Ёнбин, выйдя из-под следствия, вместе с отцом приехала домой — у нее как раз начались зимние каникулы. Никто и не ожидал, что так быстро сыграют свадьбу Ённан. Семья Чве захотела сыграть свадьбу еще до наступления следующего года, и свадьба была назначена на 23 декабря. Да и семья аптекаря, по-видимому, хотела поскорее выпроводить Ённан. Уже были присланы из дома жениха свадебные подарки невесте: золотая заколка бинё, украшенная фениксом, золотое кольцо, множество дорогих шелковых и других тканей. Ханщильдэк была весьма довольна.