Праздничный вечер тянулся, все шло довольно ровно, и вскоре Джулии стало скучно. Эйлин почти все время танцевала с Хью, и бедной Джулии пришлось даже услышать казарменную шутку полковника Кьюсака, который гулким басом на весь зал спрашивал Уну, почему это молодую английскую фифу никто не приглашает танцевать.

Эйлин и ее отец ушли с бала последними. Хью пошел проводить их до машины, а Уна устало удалилась в свою комнату.

Чувствуя какое-то необъяснимое беспокойство, Джулия с грустью оглядела полные пепельницы, объедки и кожуру фруктов, рассыпанные по столам. Опрокинутые бокалы, пролитое вино — зал утратил вид чопорности и аристократизма, который царил здесь всего несколько часов назад. Казалось, что старый дом со вздохом облегчения снова вернулся в свое привычное состояние легкой запущенности, домашней неубранности, подобно тому, как актер с облегчением скидывает с себя маскарадную мишуру, после того как представление закончится. Большие люстры были погашены, и теперь только приглушенное мерцание напольных ламп и красные отблески огня освещали опустевшую сцену недавно царившего тут веселья.

Сеттер Руад, который на всякий случай нашел себе временное убежище на кухне, где было относительно тихо, наконец вернулся на свое любимое место — на коврик из овечьей шерсти перед камином.

Джулия быстро собрала пустые бокалы и составила их на большой медный поднос. Она вытряхнула все пепельницы, потом села на низкую скамеечку у огня и задумчиво поворошила кочергой догорающие, едва тлеющие красные угольки в огромном камине. Уже прошло много времени после того, как уехала машина Дайсартов, она слышала шум мотора, а Хью все не возвращался. Он должен был пройти через зал, и она решила, что он вошел в дом через боковой вход. Наверное, сегодня ему не хотелось сталкиваться с ней, опустошенно подумала она. Подперев щеку кулачком, она рассеянно смотрела в догорающий камин. Вокруг нее дремал старый дом, утонув в ночных тенях, такой привычный, знакомый и добрый, и только громкое тиканье старых часов нарушало тишину.

Джулия слегка вздрогнула, когда холодный мокрый нос Руада ткнулся ей в руку. Она задумчиво погладила его по шелковистым ушам, а он смотрел на нее преданными влюбленными глазами. Они услышали шаги на террасе, дверь распахнулась, и Руад застыл, напряженно прислушиваясь. Скоро в дверях появился Хью, и пес кинулся к нему, в восторге размахивая своим широким хвостом.

Хью постоял, нагнувшись, поглаживая собаку, потом заметил Джулию, приютившуюся у огня, и подошел к ней.

— Я думал, ты давно уже ушла спать, — удивился он. — Что ты здесь сидишь одна так поздно? Ты же, наверное, устала.

От его неожиданного появления мысли в ее голове смешались, и она сказала, сама не понимая, что говорит:

— Я слышала, Дайсарты уже давно уехали. Я решила, что ты вошел в дом через боковой вход.

— Зачем мне это нужно? — еще больше удивился он.

— Ну, не знаю. Может быть, ты не хотел меня встретить или просто… устал от всех и никого не хотел видеть.

Он взял стул и придвинул его к огню. Затем затянулся трубкой, задумчиво глядя в огонь, как будто серьезно обдумывая ее слова.

— А почему ты считаешь, что я хотел избежать встречи с тобой? Почему именно с тобой? — спросил он наконец.

Она тряхнула волосами.

— Может быть, потому, что мы почему-то каждый раз ссоримся, когда встречаемся.

Он вынул трубку изо рта.

— А как ты считаешь — кто в этом виноват? Нет, нет, не отвечай, я пошутил. — И глаза его весело сверкнули. — Нет, конечно, я признаю, что я тяжелый человек, это есть. И, кстати говоря, раз уж мы заговорили на личные темы, позволь мне поздравить тебя с тем влиянием, которое ты оказала на мою мать. Никогда она еще не выглядела такой элегантной, как на сегодняшнем балу. Многие это заметили, хотя я лично, хоть убей, не знаю, что это за фасон и что за материал. Одно только могу сказать — ты ей посоветовала то, что нужно.

— Кстати, на самом деле это Конор выбрал ей это платье, — улыбнулась Джулия, чувствуя себя более спокойно, когда они заговорили о знакомом предмете. — Я только критиковала то, что пыталась купить Уна.

— Понятно. — Он снова стал смотреть в огонь. — Ты с Конором вообще… во многом имеешь схожие взгляды… Не только в выборе платьев, да? Вы всегда много смеетесь, когда вместе. Но наверное, это вполне естественно, не знаю. Вы же с ним примерно одного возраста.

Последнее замечание, как она заметила, было адресовано не ей. Он словно говорил сам с собой, проговаривая вслух то, что давно уже, как видно, приходило ему на ум.

— Ну, по правде сказать, мы с Конором мало в чем сходимся, — тихо сказала она. — Просто сама я не умею так легко относиться к жизни, и его фривольное и беззаботное отношение ко всему кажется мне забавным, и вообще с ним легко.

— И только? — сухо спросил он.

— Да, это все, — твердо ответила она.

Долгое время они сидели молча, Руад положил свою изящную голову на колено хозяина, поглядывая своими крупными карими глазами то на одного, то на другого, словно чувствовал какую-то новую связь между ними.

Хью выбил свою трубку о каминную решетку и вздохнул:

— Скажи, Джулия, тебе у нас очень трудно живется?

— Нет, совсем нет. — Она удивленно подняла брови. — Почему ты так решил?

— Потому что мы, Муртаги, своеобразные люди. Мои предки всегда гордились, что они такие особенные, непохожие на других! Взять хотя бы этот сегодняшний бал, который затеяла моя мать! Посмешище, да и только.

— Нет, я не могу с тобой согласиться, — быстро возразила Джулия, и он заметил, что эта тема искренне волнует ее. — Люди, окружающие твою мать, говорят на одном языке, Уна отлично понимает их шутки, намеки. Я здесь совсем чужая, пришелец, на которого все смотрят как на чужака. У меня с этими людьми нет решительно ничего общего.

— Да, возможно. Знаешь, у моей матери какая-то тяга к неумеренной расточительности, лишь бы произвести впечатление на узкий круг старых сплетников, какой-то неуемный эгоизм, называй как хочешь. И поэтому мы, Муртаги, никогда по-настоящему ни с кем близко не сходимся, всегда стоим немного особняком.

— Но ведь на самом деле вы гордитесь этим, не так ли? — бросила она ему.

— Джулия, почему ты всегда так безжалостна ко мне? — мягко спросил он. — Неужели я правда кажусь тебе таким надменным и чванливым?

Она устало потерла лоб:

— Нет, просто ты меня всегда так смущаешь. Я не знаю, что сказать, чтобы не совершить очередной ошибки.

— Да, тогда я, наверное, сам в этом виноват, — заметно погрустнел он. — Понимаешь, Джулия, с тех пор как умер мой отец, я лишен защиты, чувства безопасности. Отец мне запомнился таким крупным, веселым человеком. Он исполнял любую прихоть моей матери. Шкафы Лискуля были забиты красивыми вещами, шелками да бархатом. Стоило ей только захотеть какую-нибудь вещь — и она ее получала. Я был еще совсем юным, когда отец умер, и практически в одно мгновение вся прежняя жизнь для меня закончилась. Пришла пора подсчитывать, с чем мы остались. Адвокаты обнаружили, что у отца была масса долгов, и я тогда уже понял, что детство прошло и мне придется много работать, чтобы Лискуль не был продан за долги. Конечно, моей матери тоже было нелегко, когда вся та роскошная и беззаботная жизнь ушла в прошлое, и, признаться, я не всегда проявлял к ней достаточно сочувствия. Но, честно говоря, у меня мало времени на любезности и светские тонкости.