Я ожидала, что он будет зол, но вид у него был встревоженный и нетерпеливый. – Я тебя битый час ищу.

– Мне нужно поговорить с сэром Конрадом, – сказала я, спешно спускаясь по ступеням со стены.

– Задница Немы, от тебя костром за милю разит, – сказал Брессинджер, когда я подошла. Он привез с собой мой плащ и указал кивком на тот, что был на мне. – Вернула бы ты его парню, а то он замерзнет.

Я быстро сняла плащ и поспешила обратно наверх, но меня перехватил сержант.

– Я ему отнесу, – сказал он и подмигнул. Я пробормотала: «Спасибо», – и снова спустилась к Брессинджеру.

– Давай быстрее, – сказал он и втащил меня на спину Гэрвина.

– Что за спешка? – спросила я, закутываясь в собственный плащ. – Я и так знаю, что должна поговорить с сэром Конрадом.

– Ага, «должна» не то слово, – сказал он, пуская Гэрвина галопом. – Но не о вашей перепалке. У нас появились новые заботы.

– Какие? Что произошло?

– Гонец принес сэру Конраду еще одно письмо. От сэра Отмара Фроста из Рилла.

– И что же написал сэр Отмар? – спросила я, перекрикивая ветер.

– Свои последние слова. Его убили.

IX

Возвращение в Рилл

«Не обращать внимания на дурные вести и мудрые советы столь же легко, как и на тех, кто их приносит и дает».

Старая пословица магистратов

Я до сих пор отчетливо помню, как мы ехали обратно через восточную часть города. С момента нашего с Матасом поцелуя мое сердце колотилось не переставая, но если раньше оно трепетало от радости, то теперь – от страха. И смерть сэра Отмара была лишь отчасти тому виной.

Вонвальт и я редко ругались. Мы препирались и огрызались, как и все люди, много времени проводившие в компании друг друга, но до по-настоящему жаркой ссоры дело доходило редко. Вонвальта было трудно разозлить, и он, придерживаясь сованских нравов, считал неподобающим открыто выражать свои чувства на людях. Когда я горячилась, он обычно не обращал на меня внимания или отстранял от работы до тех пор, пока я не успокаивалась.

Поэтому, увидев Вонвальта в гневе, я испугалась. Несмотря на то что Брессинджер уверял меня в обратном, я ожидала, что разговор будет непростым.

Гэрвин несся по улицам быстрее, чем позволялось в стенах города. Снег еще не выпал, но тучи уже сгустились над Долиной, закрыв собой тусклое зимнее небо. Я вовсе не торопилась встретиться с Вонвальтом и потому совсем пала духом, когда мы приблизились к резиденции лорда Саутера. На центральных улицах города уже зажигали фонари, и с каждой минутой они пустели все больше – колючий мороз и приближающийся снегопад заставляли горожан и торговцев спешно расходиться по домам.

– Я поставлю коня в стойло, – сказал Брессинджер, когда стражник впустил нас в ворота и я спешилась. – Сэр Конрад в своих покоях. – Он помедлил. – Если хочешь, дам тебе совет: лучше честно расскажи ему, чего ты хочешь. Сэру Конраду нужно, чтобы его люди были собранны и сосредоточены на текущих делах. Он не может позволить, чтобы ты отвлекалась, особенно теперь.

К дому я шла как на виселицу. Я видела отблески света в окне Вонвальта на углу резиденции мэра. Войдя в дом, я сняла плащ. Никто из слуг не встретил меня. Я повесила плащ, сняла ботинки и поднялась по лестнице.

– Хелена, это ты? – позвал меня Вонвальт. Я попыталась понять по его голосу, в каком он настроении, но у меня не вышло.

– Да, – ответила я почти шепотом.

– Я у себя. Иди сюда.

Я пересекла коридор и вошла в комнату Вонвальта. Он снова сидел на банкетке у окна, одетый в одну лишь рубаху и короткие штаны, и курил трубку. В комнате витали табачный дым и запах вина со специями; у очага, в котором трещали и искрили полена, на небольшом столике стоял кубок.

– Дубайн рассказал тебе о сэре Отмаре? – спросил он.

– Рассказал, – ответила я.

– Значит, ты понимаешь, насколько все серьезно.

– Да.

– Хорошо. Тогда давай потратим пять минут, и не более, чтобы разрешить наши недомолвки. У меня есть заботы и поважнее, чем думать о том, нравлюсь я моему секретарю или нет.

Несмотря на его слова, он не выглядел разгневанным. Только мрачным.

– Я должна перед вами извиниться, – нервничая, сказала я.

– Да, должна, – сказал Вонвальт. – Садись.

Я села.

– Выпей вина.

Я налила себе вина и сделала большой глоток. Благодаря выпивке и пылавшему рядом огню я быстро согрелась.

Какое-то время мы сидели молча. Несмотря на то что мои первоначальные опасения уже развеялись, я ждала, когда Вонвальт заговорит.

– Когда я впервые увидел тебя, Хелена, – начал он, глядя в окно, – я испытал жалость. Ты была юной, одевалась в тряпье и старую, пожертвованную храмом одежду, питалась болотным элем и подачками. Твои родители были мертвы. Ты и сотни других оказались на попечении государства. – Он издал протяжный, тяжелый вздох. – Я, конечно, не был сиротой, но я потерял мать в очень юном возрасте. Думаю, ты об этом уже знала. Болезнь не ведает чинов, она забирает императоров так же скоро, как и нищих. И так же она забрала мою мать. Мой отец заплатил врачам баснословные деньги, но они не смогли справиться. – Он сделал долгую затяжку из трубки. – Я лишь хочу сказать, Хелена, что знаю, каково это – потерять родителя в юном возрасте. И в старшем тоже.

Я жалел тебя, но при этом увидел в тебе потенциал. Он окутывал тебя, как аура. У тебя был цепкий, проницательный взгляд. Храм занимал тебя всякой бессмысленной работой, однако ты все равно вела себя по-уличному. И все же я видел, что повадки эти – приобретенные, а не врожденные. Ты рядилась в них, как в плащ, чтобы выжить.

Я понял, что ты можешь быть мне полезна. Из всех попрошаек, шлюх, беспризорников и карманников того жалкого города лишь тебе хватило безрассудства попытаться ограбить меня, Правосудие Императора. Тогда я сделал тебя своей ученицей. Я научил тебя порядкам Совы и Ордена магистратов, законам Империи и юриспруденции. Я научил тебя языкам и манерам. Я дал тебе образование, какое многие лорды и мечтать не могут дать своим детям. Кроме того, я тебе еще и платил.

– Я знаю, что вела себя неблаго… – начала было я, но он поднял ладонь, заставив меня замолчать.

– Хелена, я не глуп. Я понимаю, что у юной девушки вроде тебя не может быть врожденного желания стать имперским магистратом. Я знаю, что наш образ жизни