Архаический характер иберийской скульптуры вполне очевиден. Все фигуры сделаны фронтально. Им не хватает динамики, и, как правило, они вертикальные. Об этом же свидетельствуют геометрический орнамент росписи ваз и их формы. Однако в 1940 году было невозможно связать истоки иберийского искусства с восточным архаизмом из-за недостатка внешних свидетельств. Бельидо настаивал на псевдоархаизме, основанном на простой схожести произведений провинциальной скульптуры Восточного Средиземноморья. Он использовал термин «псевдоархаичный» в хронологическом смысле. Однако это не объясняло исторического и культурного происхождения архаизмов иберийского искусства. Сейчас совершенно невозможно вставить иберийское искусство в какие-либо строгие географические или хронологические рамки. Существуют формы и модели архитектурных украшений явно греческого и восточного происхождения. Прослеживается определенное заимствование греческих архаизмов в скульптурных изображениях человека и животных с точки зрения как стиля, так и эволюции. На некоторых вотивных пожертвованиях также лежит печать архаического типа, встречающегося повсюду в неклассическом Средиземноморском регионе.

Признать классические истоки иберийского искусства не значит отрицать его оригинальность и независимость, поскольку классическое влияние не нарушает исторической реальности местной культуры. В прошлом иберийский район приписывался к классическому Средиземноморскому региону и поэтому формально должен был соответствовать его характеру, однако фактически этого не было.

Сегодня истоки иберийского искусства можно датировать V веком до н. э., основываясь на свидетельствах из различных захоронений, где фрагменты скульптур использовались повторно в последующих фазах. Стратиграфический анализ некоторых поселений и кладбищ показывает, что иберийская керамика, развившаяся на основе греческого и восточного импорта, относится ближе к VI веку до н. э. Формы тартесских украшений также демонстрируют греческое влияние и относятся примерно к тому же периоду.

Таким образом, становится возможным заполнить пробел, который формально существовал между архаичным восточным искусством и истоками иберийского искусства.

Некоторые проблемы до сих пор остаются нерешенными, например: как фактически происходил такой обмен и почему так поздно в росписях ваз появились сцены из человеческой жизни. Для ответа на первый вопрос следует изучить средиземноморские параллели местных способов производства и декорирования, а ответом на второй может стать простая конвергенция.

На юге и юго-востоке мы находим скульптурные элементы, бывшие частью монументальных украшений. При этом восточные прототипы сочетаются с произведениями явно иберийского характера. Большинство из них можно считать ионическими: капители, консоли, колонны, перемычки и перекрытия, судя не только по типу их использования, но также и по форме их декорирования. Ионические и эолидские спирали, пальметты, фризы сводов, выпуклости и глобулы, найденные в Андалузии и на Юго-Востоке, напоминают украшения сирийских и микенских предметов из слоновой кости. В противоположность им местное искусство предпочитало рисунки, которые больше соответствовали вкусам населения.

Капитель из Эльче, украшенная фризом пальметт, где ее нижние волюты (капители) в форме рогов барана помещены внутрь арок, являет собой типичный пример ионического влияния. Ее схожесть с капителью из Эритреи позволяет нам датировать ее между 425-м и 400 годами до н. э. Недавно найденные псевдоионическая капитель из Кадиса и два блока из Осуны могут быть отнесены к тому же архитектурному стилю. В рельефе из Осуны параллельные центральные колонны заканчиваются пальметтой между двумя волютами. Параллели этому можно найти в финикийской капители на Кипре и на предмете из слоновой кости из Нимруда. Оба относятся к VI веку до н. э. и изображают «дерево жизни».

Скошенная колонна, поддерживающая свод гробницы 75 в Тутуге, свидетельствует о том же мощном ионическо-восточном влиянии и может быть датирована примерно V веком до н. э.

Дверные перемычки Кастуло и Эль-Сигарралехо с взаимопересекающимися спиралями стилистически можно отнести к местным творениям, выполненным в ионическо-восточных традициях. Иными словами, они изготовлены раньше IV века. К этому следует добавить аналогичные находки в Ампурьясе и Ульястрете.

Колонны и капители из Кортихо-дель-Аоркадо в Баэсе в провинции Хаэн, украшенные противостоящими кругами внутри прямоугольников, являются чисто иберийскими и относятся к концу IV или началу III столетия до н. э.

Территория зооморфной скульптуры простирается от Верхней Андалузии до Сагунта в провинции Валенсия. Находки в Ла-Гвардии (провинция Хаэн) позволяют нам датировать однородные группы скульптур, изображающих животных, V и IV веками до н. э.

Ход эволюции иберийской зооморфной скульптуры можно подразделить на несколько стадий. Первая группа явно свидетельствует о восточном влиянии и может быть датирована периодом между 550-м и 450 годами до н. э. Сюда относятся изображения различных монстров, животных или людей-животных. Среди них наиболее интересны «Зверь из Баласоте» (провинция Альбасете) и «Сфинкс из Ачеса» (Богарра в той же провинции). У первого — тело сидящего быка и голова человека с бородой, подобно Ахелою. Его непосредственное происхождение относится к греческим и сицилийским храмам VI века до н. э., где можно видеть точные копии «Зверя из Баласоте». «Сфинкс из Ачеса» имеет широкую треугольную женскую голову, очертания которой контрастируют с выражением лица. Должно быть, изначально скульптура стояла спиной к двери, повернувшись лицом к своей паре.

Рис. 45. Один из оленей из Каудете (Альбасете). Известняк, длина 75 см, высота 74 см, толщина 25 см. Архитектурный музей Альбасете

Греческая провинциальная серия включает в себя дельфийских сфинксов из Агоста, сфинкса из Вильякаррильо и грифона из Редована. Однако самая большая группа животных имеет местное происхождение и включает в себя львов, волков, медведей, быков и грубо сделанных овец. Их непосредственное место происхождения неизвестно, но отдаленные прототипы можно найти в сирийском и хеттском искусстве. Позы животных, когда они показаны сидящими или лежащими, открытый рот с высунутым языком, оттопыренная верхняя губа и другие детали иллюстрируют региональный аспект древнего искусства восточного происхождения.

Присутствие этих животных в захоронениях указывает на их связь с идеей смерти, на их использование в качестве хранителей вечного покоя, что соответствует аналогичной символике сфинксов. Находки фрагментов львов на кладбище Ла-Гвардия свидетельствуют о том, что в V и IV веках до н. э. они использовались как хранители. Однако недавняя находка небольшой золотой головы льва в реке Хандула в той же провинции говорит о том, что в сфере украшений этот стиль использовался еще раньше.