Стоит ли удивляться моему интересу, когда я раскопал некоторые факты о части манускриптов из библиотеки Ивана Грозного, случайно попавших в библиотеку Чертковых. Александр Дмитриевич Чертков, основатель библиотеки, дружил со многими известными творческими личностями. У него в гостях бывали Жуковский с Пушкиным, Фёдор Глинка, Щепкин и ещё множество других. Библиотеку унаследовал сын Черткова Григорий Александрович. Исполняя волю отца, он в 1863 году открыл первую в России бесплатную частную библиотеку. Хранителем фондов граф Чертков попросил стать Петра Ивановича Бартенева. В декабре 1871 года фамильная коллекция книг и рукописей была передана в дар Москве. При этом выдвигались следующие условия: сохранение за библиотекой названия «Чертковская», запрет на вывоз из Москвы и какой бы то ни было раздел фондов, бесплатный доступ к собранию и строительство специального здания, где можно регулировать температуру помещения.

Естественно, с приходом к власти американского ставленника Бронштейна условия дарителя сразу же были нарушены, имя графа Черткова вычеркнуто из всех анналов, то есть русских летописей, а неделимые фонды растащены. В 1938 году основная часть осела в «Историчке», а в 1945 году разъединили и рукописное собрание, поделив его между ГИМом и Литературным музеем. Но мародёры чудом пропустили один из подвалов, где в нетронутом состоянии остались ждать своих благодарных читателей, интересующихся криптографией, старинные манускрипты библиотеки Ивана Грозного.

– Спасибо за небольшой экскурс, – кивнула Вилена. – Но ты уверен, что рукописи находятся действительно в Доме Чертковых на Мясницкой? И действительно ли какая-то часть библиотеки Ивана Грозного осела в подвале этого дома?

– Да, факт не проверенный, – сознался Давид. – Но для чего мы собрались посетить Дом Чертковых? Вообрази, вдруг посредством организации спутникового, или, допустим, эфемерного фонда «Ленинки» в доме на Мясницкой, удастся произвести большевистский шмон?!

– Но ведь это же ложь? – глаза у Вилены округлились. – Как можно начинать дело, опираясь на ложь?

– Во-первых, – возразил парень. – Это вовсе не ложь, а заведомое применение технического словоблудия для проверки поступивших мне, редактору газеты «Совершенно секретно», фактов таинственных следов сокровища русской литературы, а именно, библиотеки Ивана Грозного. Во-вторых, мне, по-твоему, надо было написать прошение в трёх экземплярах на имя председателя ВРК товарища Лейбы Бронштейна и ждать, когда оный председатель благоволит разрешить мне какое-то там журналистское расследование?

– Да ну тебя, – смутилась Бусинка. – Скажешь тоже! Кстати, почему ты Троцкого называешь американским ставленником?

– Вот тебе раз! – удивился Давид. – Выходит, с историей мы не очень-то дружим? Ничего, это исправимо. Как говорил в своё время Карамзин: «…всякая история, даже и неискусно писанная, бывает приятна, – тем более отечественная». Во время второй эмиграции Лейбу Бронштейна добровольно-принудительным порядком выслали из Европы в Америку, а перед возвращением в Россию на него обратило внимание американское правительство. В лагере «Амхерст» он был завербован и приехал в бурлившую смутами Россию верным американским шакалом. Заметь, что американские войска стали интервентами России в том же марте 1918 года.

– Какие интервенты? – ужаснулась Вилена. – Американцы? На русской земле?

– Именно так, – кивнул Давид. – Весь север Государства Российского был оккупирован американскими войсками несколько лет. Там впервые были организованы концентрационные лагеря, где белогвардейцев стравливали с красноармейцами. А благородные охранники делали ставки. В это время Троцкий-Бронштейн становится председателем Петросовета и Военно-революционного комитета, фактически организует Красную армию и утверждает за собой реальную власть.

На бронепоезде он совершает «турне» по русским землям и расстреливает ни в чём не повинное мирное расселение. Вот одно из его одиозных высказываний: «Надо навсегда покончить с поповско-квакерской болтовнёй о священной ценности человеческой жизни». После этого Троцкий получает прозвище «кровавый диктатор» и не зря.

К счастью, эти его выходки напугали даже самых отъявленных головорезов большевистского режима, а именно прожжённый абрек Коба, получивший за постоянную расправу с подельниками пожизненную каторгу, принимает во внимание влияние Троцкого на рабоче-крестьянское население. Лейбу боялись и слушались. Поэтому Коба-Джугашвили принялся собирать компромат на противника. В первую очередь Сталин запасся опубликованной фразой Троцкого, когда тот предрёк установление личной диктатуры Ленина над ЦК, заявив, что марксизм для Владимира Ильича не метод научного исследования, а половая тряпка, когда нужно затереть следы. Это послужило взрывом и началом конца кровавого диктатора. Но мы уже пришли.

Вилена очнулась от интересного «ликбеза»: прямо перед ними красовался Дом Чертковых. Вернее сказать, красовался бы, если б «влиятельные» лица постсоветского режима не устроили вокруг дома мышиную возню. Вследствие этого Дом Чертковых выглядел довольно неважно.

Нашей парочке удалось проникнуть во двор центрального здания, где по углам громоздились кучи мусора, куски железобетонных перекрытий, битого кирпича и прочего строительного хлама, будто Дом действительно подвергался какому ни на есть ремонту. Высокое крыльцо, к которому вели немытые ступени, подсказало посетителям, что дверь на крыльце иногда открывается, иначе, кто бы оставлял на деревянных ступенях многочисленные следы?

Давид и Вилена осторожно поднялись по ступенькам, будто боялись, что шаги будут услышаны местным Цербером, и он может покусать непрошенных гостей. Но ни собак, ни людей видно не было. Парень постучал кулаком в добротную дубовую дверь и, вероятно, в доме его тоже никто не услышал. Для очистки совести Давид ещё несколько раз постучал, ему никто не откликнулся. Обернувшись к Бусинке, он виновато пожал плечами:

– Зря я надеялся, что кто-то за этим домом следит, хотя ночью какой-то охранник меня встретил довольно злобно, как осатаневший чёрт. А сейчас, гляди-ка, будки для охранников нет никакой, а внутри – ни живых, ни мёртвых.

– Давид, ты следи за словами, пожалуйста, – попросила девушка. – Слышал, надеюсь, что часто высказанное слово превращается в программу к действию.

– А что я такого сказал? – принялся возражать парень. – Если бы ты увидела ночного охранника, то поняла бы…

Что поняла бы девушка, так и осталось невыясненным, потому что меж створками открытых ворот во двор протиснулась человеческая фигура. Это была женщина средних лет, про которых обычно говорят – ей чуть больше тридцати и гораздо меньше тридцати пяти. Несмотря на жаркий день, на плечи дамы было накинуто тонкое пончо, а светло-молочные брюки и такого же цвета туфли на низком каблуке были явно не для гуляния по мусорным свалкам.

– О, нашего полку прибыло, – подал голос Давид. – А, может быть, мы вас здесь и разыскиваем?

Женщина, близоруко щурясь, посмотрела на нежданных гостей и неожиданно улыбнулась:

– Не знаю, может и меня, а может вчерашний день. Весь вопрос, зачем вы в этот дом заявились?