этот посыл. Неужели же, действительно, она, Юля, во всем виновата? Не по мнению окружающих, а – по правде!

Максим тоже ничего не говорил, словно сам испугавшись эффекта, который произвел на его сестру произнесенный им секретный пароль. Он только снова присел на кровать рядом с Юлей и приобнял её за плечи.

Через несколько минут она пришла в себя и спросила изменившимся голосом, жалобно:

– Максимушка, но что же мне теперь делать?

– Юля, вам надо выгнать ложь из своего дома, – брат был неумолим.

Легко ему было говорить! А что конкретно это означает – выгнать ложь? «Может быть, выгнать меня?» – подумала Юля, и ей вдруг стало себя жалко.

– Послушай, но какие именно действия ты имеешь в виду?

– Я не знаю, как вы будете это делать, – сухо сказал Максим, и в голосе брата зазвучали привычные ей прагматичные нотки делового человека.

– Боже мой, ну что же нам теперь… Ну я… у меня уже нет другого мужчины, поверь! – залепетала Юля.

Он отрезал:

– Я не знаю, Юля, надо выгнать ложь.

– Но, послушай, даже если мы с Лёшкой сейчас, например, разведёмся, и я возьму девчонок и уйду с ними жить к родителям, то – пойдет ли Ваня со мной? И куда мы денем пианино? У родителей ведь нам всем будет тесно и…

Но Максим заладил, как попугай, точно это был ещё один, только ему известный, секретный пароль:

– Юля, я не знаю. Я знаю только, что вам нужно выгнать ложь из своего дома.

– Это то, что сказал тебе твой ясновидящий, да? А как нужно это сделать, он тебе не сообщил? – взбесилась Юля.

– Это сказал я, – спокойно ответил Максим, после чего встал и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь.

Юля снова упала на кровать, зарылась в подушки и заплакала.

Ваня до самого вечера продолжал лежать на диване в гостиной, отвернувшись к стене и почти не меняя положения. Юля иногда заглядывала к нему. Она слушала дыхание сына, чтобы убедиться, что он вообще жив. Это напомнило ей, как много лет назад она склонялась над коляской новорожденного малыша с той же целью – убедиться, что её Ванюшка дышит, что он просто спит. Тогда её страхи казались невинными и глупыми, а теперь… Юля горестно вздохнула.

Вечером, когда Алексей вернулся с работы, Юля сообщила ему, что им надо серьёзно поговорить. Они с мужем закрылись в спальне. Она сказала Алексею, что очень виновата перед ним и что она считает, что вся ситуация с сыном была спровоцирована её, Юлиным, поведением, и поэтому им надо развестись. Лёшка был немало удивлён такой постановкой вопроса, но тем не менее ответил, что если Юля этого хочет, то он не станет возражать. Он только спросил, с кем останутся дети.

Тогда Юля сказала:

– Пойдём скажем об этом Ваньке. Девчонки-то точно должны остаться со мной, все-таки – девочкам нужна мама, ну а Ванька уж должен решить сам.

Они вошли в гостиную, присели, Юля – к сыну на диван, а Алексей – в кресло рядом, и Юля произнесла:

– Сынок, мы с папой планируем развестись.

Ваня шевельнулся и глухо спросил:

– Почему?

Юля вдруг, неожиданно для себя самой, ответила ему словами Максима:

– Понимаешь, сынок, в нашем доме поселилась ложь. Из-за этого страдаем не только мы с папой, страдаете и вы. Но дальше не может, не должно так продолжаться. Мы по-прежнему будем общаться, дружить, встречаться всей семьей, но просто мы с папой больше не будем мужем и женой.

– А с кем останусь я? – казалось, услышанное не слишком удивило сына.

– Мы с девчонками пока переедем жить к бабушке с дедушкой, может быть со временем разменяем квартиру. Ты можешь жить с любым из нас – ты знаешь, что мы оба тебя любим, и бабушка с дедушкой тоже.

– Я не хочу, чтобы вы разводились.

– Но, сынок, ты же сам видишь, что нам трудно жить вместе, мы часто ссоримся. В том числе из-за тебя, хотя и не только из-за тебя. Жить вместе в таких обстоятельствах – значит, лгать друг другу.

И тут Ваня произнес тихо, но внятно, как будто ответ давно был у него готов:

– Тогда живите по отдельности, но здесь, дома. У нас полно места, много свободных комнат. Мне всё равно, спите вы вместе или нет, но я хочу, чтобы у меня были и мама, и папа.

Это был едва ли не первый раз за многие месяцы, когда Ваня признался, что он вообще чего-то хочет. Или, может быть, Юля и Алексей просто давно не обсуждали с сыном, чего он на самом деле хочет, а лишь сообщали ему, что он должен делать и чего от него ждут и хотят все остальные.

Итак, хотя Ваня и не поддержал выдвинутую его родителями, а точнее – единолично Юлей, идею развода, но всё же Юля окончательно переселилась из супружеской спальни в спальню дочерей.

***

Потянулись долгие тяжёлые месяцы, когда проблески взаимопонимания между родителями и сыном перемежались днями полного разлада.

Порой Ваня несколько дней вёл себя спокойно и выглядел уравновешенным. По видимости, ездил в лицей, делал уроки и жил обычной нормальной жизнью подростка. Но едва только Юля начинала питать слабую надежду на то, что все их беды остались позади, неизменно наступал срыв. Ваня вновь приходил домой бледный, грязный, смотрел на Юлю красными, ничего не видящими, пустыми и бессмысленными глазами, и ей становилось страшно. В такие моменты она понимала, что сын опять накурился или наглотался какой-то гадости.

Юля ничего не понимала в этих делах. Краснея и бледнея от стыда, накупила она в аптеке экспресс-тестов на наркотики. Ваня послушно писал в баночку, но тесты ничего не выявляли. Юле не пришлось долго сидеть в Интернете, чтобы выяснить, что аптечные тесты дают нейтральную реакцию на так называемые «спайсы» – синтетические наркотики в виде таблеток или курительных смесей. Она понимала, что сын и его неведомые друзья, по всей видимости, экспериментируют именно с этой дрянью.

Она бегала за сыном, в прострации фланирующим по квартире, и голосила:

– Ваня, Ванечка, сынок, как же ты не понимаешь! Ведь это же хи-ми-я! Это ужасные наркотики, настоящие наркотики! Боже мой, они же убьют тебя, или сделают больным, или идиотом!

Но Ваню, кажется, вся эта суета только забавляла. Иногда он реагировал на Юлины причитания, но реагировал странно. Например, мог выскочить из своей комнаты и начать радостно тараторить:

– Мам, ну чего ты так волнуешься! Никакой это не наркотик – ты