– Ага, – пробормотал он, – зашебуршилась… Пошла… пошла, родимая…

«Вставай, Диего Эспада! Вставай, сукин сын!»

Странник в черном кимоно, расшитом алыми иероглифами, протягивает ему жилистую руку. Но Эспада не спешит подниматься. На татами лежать хоть и жестковато, но хорошо. Покойно. Не надо выполнять чужие команды, не надо драться с неуловимым нечто, что засело где-то в подкорке. А главное – не надо таскать на себе эту проклятую тварь…

«Вставай, камрад! – басит Слон, протягивая лаковую шкатулку. – Тебя ждут великие дела!»

Шкатулка отворяется сама собой, из-под крышки высовываются щетинистые усики, ощупывают воздух. Эспада понимает, что перед ним вот-вот предстанет сам господин чрезвычайный и уполномоченный посол и встречать его высокое превосходительство лежа как-то неловко. Он вскакивает и неосторожно прорывает тончайшую пленку, отделяющую явь от сна…

Пуля вжикнула о валун, выбив облачко кремниевых осколков, и ушла в Мировой Свет. Как в копеечку. Инстинкты сработали быстрее разума. Эспада ничком повалился в колючий кустарник. Раздался смачный хруст. На брюхе Эспады под грязной и изорванной матросской робой, которую он все еще таскал на себе, кто-то отчаянно заскрипел и заворочался. Эспада перекатился на спину, разорвал хлопчатобумажную ткань.

Совсем как в давешнем сне из разрыва показались щетинистые усики, внушающие уважение жвалы, а следом и черная плоская голова с глазами-фасетками по бокам. Отчетливо завоняло клопами. Эспада вспомнил, что слышал этот запах во сне, но тогда он казался ему приятным и полным значения.

Усики неторопливо ощупали лицо Эспады. В носу засвербело. Только огромным усилием воли Эспада сдержал чих. Это было бы крайне невежливо. Ведь он узнал насекомое, которое медленно, сегмент за сегментом, вытягивало из-под робы членистое брюшко.

Еще бы Эспаде его не узнать. Видел тысячи раз. И в кино, и в книжках, а потом – ив учебных пособиях. В юности он с огромным удовольствием читал и перечитывал «Соглядатая», а в отрочестве – до самозабвения играл в Бенни Дурова. «Из-су» – так они себя называют.

В переводе по смыслу близко нашему «единокровные»…

Эспада даже знал несколько фраз на диковинном языке «из-су», по невежеству нередко принимаемых за гигантских мокриц, вроде тех, что в изобилии водились на Земле в каменноугольный период.

Эспада припомнил эти фразы. Гуманоид мог воспроизвести их свистом и причудливыми телодвижениями, напоминающими танец. Как же они кривлялись друг перед дружкой, а особенно – перед девчонками, изображая из себя «братьев по разуму»!

Но вот сейчас, лежа на спине, не очень потанцуешь. Впрочем, можно попробовать свистнуть…

Вытянув губы трубочкой, Эспада исполнил первые такты традиционного приветствия. Насекомоподобный в ответ проскрежетал что-то – не при помощи ротового аппарата, разумеется, а потерев третьей парой лап заднюю часть брюшка, – приподнял плоское тело, перекосился набок и свалился в низкорослый кустарник. Не поднимая головы, Эспада искоса проследил дальнейший путь «брата по разуму». Негуманоид с видимым усилием продирался через стланик. Хитиновый доспех его был изрядно помят, между сегментами выдавливалась тягучая лимфа.

На мгновение Эспаде стало стыдно. Ведь это он, уходя с линии выстрела, плюхнулся брюхом на щебенку и почти раздавил «брата по разуму». Но в то же время Эспада почувствовал ожесточение. Во-первых, как космобиолог он не мог не знать главной особенности «из-су», этой негуманоидной расы, ее, так сказать, основной модус вивенди; а во-вторых, представителю этой расы совершенно нечего делать на Саракше – планете, официально объявленной Советом Галактической безопасности «зоной глобального социально-экологического бедствия».

Негуманоид уполз в неизвестном направлении, и Эспада вернулся к действительности. Действительность была не ахти. Уши закладывало от трескотни выстрелов, в воздухе висела пороховая гарь. Вновь перекатившись на брюхо, Эспада окинул беглым взором экспозицию. На скалистом гребне засели какие-то оборванцы. Вероятнее всего – береговые мародеры. В низине залегли имперские морские пехотинцы. «Василиски» морпехов дробили камни, за которыми укрылись мародеры, почище отбойных молотков. Разнообразное стрелковое оружие бандитов огрызалось вразнобой, но у бандитов было преимущество в расположении: штурмом их не взять, да и обойти, похоже, не получится. По-хорошему, надо бы имперцам отступить к субмарине, пока не поздно.

Вряд ли островитяне прибыли сюда, чтобы зачистить Земли Крайних от деклассированных элементов. Скорее всего, другое у них задание. И не от командования группы флотов оно исходило.

Эспада всмотрелся в морпеха, который залег справа. Под воротом его грязно-желтого комбинезона отчетливо виднелись усики насекомоподобного создания. Эспада посмотрел влево. У другого морпеха из-за пазухи тоже выглядывали усики. Руки имперца сжимали винтарь, но глаза при этом оставались сонными и благодушными, а с подбородка стекала слюна.

Эспаду невольно передернуло, когда он представил себя на месте этого моряка.

А ведь ты был на его месте, был! И невесть сколько. Ходил, что-то делал. Возможно, стрелял. Бездумно исполнял приказы инопланетного паразита. При этом спал и видел сны: то радостные, то тревожащие, но равноудаленные от реальности. И самое неприятное то, что контролировало твое сознание существо, которым ты грезил в детстве; в отрочестве хотел повторить подвиг легендарного Соглядатая, прожившего несколько лет среди этих существ; а взрослым с упоением изучал куль-туру, технологию и общественное устройство, пожалуй, самой удивительной цивилизации в исследованном Космосе.

«Ладно, это все лирика, товарищ Эспада, – сказал он себе. – Главное, узнать, где ты находишься. Зачем сюда нагрянули имперские морпехи, контролируемые негуманоидами? И какова вообще цель пребывания негуманоидов на Саракше? Попутно не мешало бы выяснить, каким образом они здесь очутились, но вопрос этот в нынешних обстоятельствах праздный. А ведь еще остается задание Странника, которое никто не отменял. Отыскать чертовых электрических кальмаров, которые ломают график работ на Полигоне и, следовательно – нарушают планы, столь тщательно составленные резидентом СГБ на Саракше Рудольфом Сикорски».

А чему нас, молокососов, учил в свое время великий Экселенц? Экселенц учил строить свои планы внутри планов противника. Использовать чинимые врагом препятствия в свою пользу. И, таким образом, превращать временное поражение в окончательную победу. Конечно, это хорошо звучит на татами во время тренировки по субакселерации, а здесь…

Эспада вдруг понял, как следует поступить. И от этой ясности ему стало легче.

Одной рукой он вытащил имперский «кобольд», неведомым путем оказавшийся в кармане надетого под робу пиджака, другой – нащупал рубчатую рукоять мегафона. Нажал клавишу. Старательно вывел художественным свистом инопланетную фразу, что в переводе на человеческую речь должна означать требование безусловного повиновения. Морпехи прекратили стрельбу. Одновременно, словно автоматы, повернули головы к Эспаде. Тот прокашлялся и вдруг заблажил: