Ого, все-таки травку! Может, не зря Борис волнуется? Надо будет с Арсением поговорить.

– А как это было, расскажи?

– Мы с пацанами сидели в машине, к нам Толик подвалил, тоже наш парень. Садится он к нам в машину, а мы ему говорим: «Толян, давай покурим. У нас тут хэмп, все такое…»

Какой еще хэмп, господи боже?

– …А он отвечает: «Подождите, ребята, что-то я вам сейчас расскажу». И начинает нам рассказывать всякое… о духовности. Не помню уже в подробностях этот его разговор. Он рассказывал про сахаджи-йогу, про Великую Мать…

– Так что, ты в машине так и реализовалась?

– Ага, – радостно сверкнула белыми зубами Лиза и весело тряхнула головой. – Это по фиг, где. Для этого нужно только настроиться и попросить самореализацию, чтобы в тебе энергия пробудилась. Мы все это сделали. А как раз декабрь был, на улице холодно ужасно. У нас заведенная машина стояла, с печкой – знаете, оттуда еще воздух горячий дует. А у меня ощущения очень сильные появились прохладного ветра, как будто ветра дуют прямо у меня над головой, по позвоночнику под одеждой струятся. Я сижу и не понимаю, что со мной происходит, короче. И такое состояние, как будто тебя над креслом поднимает. Тела не чувствуешь даже.

Лиза замолчала. Ее лицо сделалось каким-то отрешенным, как будто бы девушка заново переживала эти ощущения.

– Лиза, а ты сразу после реализации начала общаться с йогами? Это вообще-то обязательно? – поинтересовалась я.

– Нет, первый раз в ашраме я очутилась спустя, наверное, месяца два после реализации, – ашрамом, как я поняла, ребята называли квартиру Сторожа. – Потому что тот человек, который дал нам реализацию, сказал, что существуют такие сахаджи-йоги. И что нужно, перед тем как попасть в коллектив, хорошо над собой поработать, очиститься. Чтобы достойно слиться со всеми и присутствовать на каких-то программах, медитациях.

– А если я не хочу в коллектив?

– Так и не надо. Будете просто реализованной. А мне нравится со всеми. Думаю, и вам потом захочется со всеми, – ну вот в этом девочка ошибается. У меня достаточно своих проблем. Впрочем, я не стала возражать Лизе, каждому – свое.

– А ты дома вообще не живешь? – спросила я у Лизы, поймав на себе взгляд Арсения.

– Не-а. Не хочется, здесь лучше. Я сама из Тихвина. А тут у меня появилась творческая работа, и жизнь в ашраме с сахаджи-йогами. Короче, у меня такое состояние, что я плыву просто по течению. И мне все это так нравится! Я в какой-то момент приехала сюда и осталась на неделю. А потом стала домой только на выходные ездить. Да и, честно говоря, мне домой не хочется.

Надо сказать, разговор с Лизой меня напугал – ведь так и Арсений не захочет вернуться к отцу! И еще какой-то хэмп и травка, о которой она упоминала! Но реализоваться я все-таки решилась. Для этого надо было всего лишь, держа руки ладонями кверху, простить всех, не вспоминая никого по отдельности.

Наверное, мне это не удалось, хотя я искренне старалась, но потоки энергии, о которых говорила Лизавета, почувствовать так и не смогла. Зато случилось другое: пытаясь простить всех на свете, я вдруг поняла, что мне просто необходимо простить себя. Эта мысль пришла ко мне внезапно в тот самый момент, когда я, отдавшись волнам монотонного пения, сопровождавшего обряд, погрузилась в легкую прострацию. Внезапно вся моя жизнь представилась мне кругом, причем я одновременно и находилась в центре этого круга, и как бы смотрела на себя со стороны. Смотрела с упреком и неприязнью. Я почувствовала эту неприязнь как некую силу, давящую на ту меня, что находится в центре. Я не люблю себя! Эта мысль явственно возникла в моем сознании. А потом следующая, спасительная: «Я должна простить себя и полюбить». Когда я открыла глаза, то чувствовала удивительную легкость и какую– то благость. И теперь я точно знала – у меня все будет хорошо!

Арсений проводил меня до метро. Мальчика интересовало мое мнение о его друзьях и во– обще о сахаджи-йоге. Он достал сигареты, взял одну и с хитрым видом протянул мне пачку.

– Сеня, я же тебе говорила, ты забыл? – покачала я головой. – Я бросила.

А ведь я на самом деле не курю, и уже очень давно! Я поразилась про себя, что и не вспоминаю о сигаретах. Вот что любовь с человеком делает, страшное дело!

– Тем более сейчас я себя как-то по-другому чувствую, чище, что ли, не хочется в себя пускать никакую гадость, – попыталась объяснить я ему.

Арсений подумал и вдруг вынул сигарету изо рта:

– Татьянсанна, а наверно, вы правы… А я ведь из-за отца начал курить, назло ему, а теперь вижу, что ему от этого ни горячо ни холодно, так что, может, бросить эту дурь на фиг? Я молча кивнула, в душе ликуя и радуясь. Неужели получилось? Будем считать это маленькой победой.

– Сеня, мне у вас понравилось очень. Ребята все отличные, у них же глаза горят…

– Так это потому, что они реализованные.

– Ага, а ты замечал, какие глаза у твоего отца? – подхватила я. – Они тоже горят! Не то, что у некоторых. Знаешь, ходят такие вялые, им и не надо ничего, на них смотреть скучно. Бывает, молодые совсем, а сами – как будто двести лет прожили.

– Ну, у отца, правда, глаза… Но ведь он не реализованный.

– А вот тут ты не прав, Сенечка. Отец тоже реализованный, у него есть эта энергия. Просто он обошелся без йоги, потому что он – сильный человек, таким высшие силы помогают без всяких просьб.

– Прикольно вы говорите, Татьянсанна. Я подумаю.

Подумай, мальчик, подумай… Я ехала к Борису и тоже думала. О его глазах.

В конце июня, в один из пасмурных дней, на которые бывает щедрым питерское лето, я увязалась за Борисом по его служебно-бизнесменским делам. Он был совсем не против, Борису это даже нравилось. Он брал меня с собой уже несколько раз. Пока он вел переговоры или еще чем-то там занимался, я его ждала в машине, ела мороженое или читала по-английски, например Фаулза. У Фаулза я больше всего люблю роман «Любовница французского лейтенанта», и для меня оказалось приятной неожиданностью, что Борис его тоже читал, в переводе, разумеется. Обсуждать этот роман нам обоим доставляло удовольствие – лишний повод поговорить о любви. Правда, наши точки зрения сходились не полностью – Борис был убежден, что герой не должен был поддаваться страсти, если уж был помолвлен (все-таки не зря говорят, что для Козерогов верность долгу – превыше всего). А я чисто по-женски сочувствовала этой самой любовнице французского лейтенанта. Борис смотрел на меня с упреком и угрожающим тоном, копируя Отелло, вопрошал:

«Ты тоже так могла бы?» В ответ я краснела и начинала неумело оправдываться, чем вызывала в Борисе приступ нежности, как правило, заканчивающийся поцелуями. Оказывается, и ревность бывает приятной!

На этот раз Борису надо было встретиться с тем самым Виталиком, который предлагал ему взять ссуду в банке. Виталик мне заранее не нравился, потому что за эти дурацкие деньги требовал от Бориса чего-то противозаконного, но посмотреть на этого доморощенного мафиози мне хотелось.