— Не в хранителе дело, Голос, не в нем. Просто Элгар…

— Он потерял близкого человека.

«А как же я?» — стучит в голове, в висках отдается, но я выдыхаю, закрываю глаза и выдаю ответ, который и ожидают услышать:

— Друзья-братья — его близкие люди. И их Элгар не терял.

После этого разговора появляются совсем иные слухи, а Голос становится частым гостем в церкви. Порой он берёт меня под локоть, ведет по тем помещениям, которые я еще не видела, и разъясняет, для чего они нужны. Так я узнаю, что под нами расположены подземные ходы, один из которых тянется к Вайсу, а другой — в лес. Раньше границы селения были другими, и оба пути помогали выбраться за его пределы. Они не зря начинаются здесь, где, как считают люди, обитают хранители. Ведь местные жители ищут защиты у духов.

Я не задаю лишних вопросов. Слушаю, но говорю, лишь когда чем-то интересуется сам Голос или когда собирается уходить. Тогда я цепляюсь за него, держу за рукав. Делаю все, лишь бы он остался еще ненадолго. Потому что не хочу возвращаться к друзьям-братьям, видеть их улыбающиеся лица, слышать поздравления. А как иначе? Ведь Голос присматривается ко мне. Мне дурно. Хотя почти ничего не изменилось.

Совсем недавно радовало, что мне приносят еду на большом глиняном блюде и делятся траувом. Теперь же я отшатываюсь в сторону, если кто приближается, и взглядом выискиваю Голоса. Он рядом. Всегда где-то рядом. Я знаю это, ведь стоит мне почувствовать себя потерянной, как на плечо тут же опускается его рука. Он будто подчиняет себе пространство и оказывается там, где хочет. Его появления всегда неожиданны. Порой — настолько, что кажется, будто я просто придумала его, моего пугающего спутника, чтобы не оставаться одной в окружении знакомых лиц.

— У Голоса на тебя большие планы, — говорит за одной из трапез Тур-кузнец.

И видно — не одобряет он выбор главы культа. Могу понять: пока он делает все, чтобы славить Атума, я танцую. Я прихожу, когда вздумается, и ухожу, едва появляется желание оказаться подальше. До недавних пор я была младшей сестрой, и многим было бы легче, если б так и осталось. Но едва ли они смогут признаться в этом вслух.

— Негоже малышку в это все втягивать, — мягко произносит Марш.

«Не место тебе здесь, не место», — вот, что должно прозвучать на самом деле.

Нужен тот, за кем они захотят идти. И каждый видит на месте главы культа себя, даже если не умеет ничего. Для них эта должность — признание. Немногие задумываются, что с признанием получат незримые кандалы, которые скуют их по рукам и ногам. Я не хочу носить их.

Это тяжело, понимаете? И я не знаю, как сказать Голосу, что не готова, что не согласна.

Когда очередной доброжелатель начинает жалеть меня, на стол с грохотом опускается кулак. Тарелки подрагивают. Чья-то неосторожно поставленная кружка падает, и в наступившей тишине слышно, как она катится по неровному полу.

— У нее есть свое мнение. — Звучит знакомый голос, и я резко встаю с места, не намереваясь слушать его дальше. — Свой взгляд, а не просто слепое желание подчиниться. Она несет веру и дорожит каждым из нас. Траув, что на столах стоит, куплен ею. А ведь Ишет всего-то двадцать восемь Половин. Двадцать восемь. Да, она намного младше каждого из нас. Это вы должны помогать ей, вы поддерживать должны. Она же зовет вас братьями. И что же вы делаете? Чем…

— Чем отличаетесь от семьи, от которой я сбежала? — глухо продолжаю и выхожу из-за скамьи. — Ничем. Благодарю, Элгар. Не стоило.

Должно быть; вспомнил, что когда-то мной дорожил, и решил вступиться. Только словом и я за себя постоять могу, ведь разговоры культистов не делают хуже, не заставляют усомниться в себе. Друзья-братья просто хотят быть на моем месте. Это даже приятно, ага.

Элгар не догоняет меня, когда ухожу. Он говорит, и говорит долго. Откуда я знаю? Так ко мне начинают относиться иначе. Становятся мягче, будто сломать боятся.

Когда в этот же вечер Голос объявляет, что я пойду «со старшими», вновь слышатся ободряющие возгласы. Как в момент моего посвящения, только теперь — чуть тише. Мне заглядывают в глаза, улыбаются. Меня поздравляют, ведь скоро я увижу то, что зовется Очищением. И никто — ни один из друзей-братьев — не объясняет, что это.

— Таинство, — говорят они. — Для избранных.

Я должна чувствовать себя особенной, должна радоваться, улыбаться. А что я? Сижу у края насыпи, пытаюсь выковырять из трещины растение с мелкими листьями, потому что у меня, в отличие от него, нет такого надежного убежища. Негде спрятаться. Я на ладони у Голоса. Уверена: он видит, чем я занимаюсь. Надеюсь, это хоть немного его забавляет, потому что меня — нет.

— Ишет?

Едва удается подцепить длинный стебель, меня зовут по имени. Вздрагиваю, когти ломаются, и растение, будь оно неладно, вновь скрывается меж камней. Я тоже пытаюсь ускользнуть, но меня ловят за руку.

— Чего тебе, Элгар? — Вжимаю голову в плечи, зубы стискиваю, даже пальцы на ногах поджимаю. Всем видом показать пытаюсь, что не рада его присутствию.

— Не ходи. — Пытается по ладони погладить, ближе подойти, а я делаю шаг назад, но соскальзываю на усыпанный землей каменный пол. — Не ходи с ними. Ты ведь не знаешь, что есть Очищение!

— А ты будто знаешь! — Впиваюсь в его кожу, а он только крепче держит.

— Нет. Но не ждет там ничего хорошего, Ишет.

И без его слов понимаю это, ищу любой способ, чтобы остаться. Я хочу быть особенной. Но не для них, не для Голоса.

— С чего бы мне тебя слушать?

— Потому что ты мне важна, — тихо отвечает Элгар, и пальцы разжимаются.

— Да вот только ты мне — нет.

На пустом, давно утратившем цвет лице появляется улыбка. Та самая, которая в бороде прячется. Но не узнаю я ее. Как же быстро она чужой стала, неприятной.

— Если не дорог, так чего ты все еще украшения и платья носишь?

С размаху бью открытой ладонью по щеке и еще раз — по другой. Только это и оставляю о себе на память, перед тем как в лес сбегаю, потому что не могу рядом находиться. Видеть его, слышать и понимать, что нет больше моего единственного близкого человека. Сгорел вместе с тем домом, с девушкой, которая никак не могла его дождаться.

Я остаюсь вдалеке от церкви, под каким-то неказистым деревом. У него широкий ствол и ветви, усыпанные продолговатыми острыми листьями. Они спускаются почти до земли, а между выступающими корнями легко спрятаться. Там я сворачиваюсь клубком, прижимаюсь лбом к коленям да так и сижу, пока меня не находит Голос. Тут же несусь к нему, сжимаю в объятьях. Я держусь за него, как за единственного, в ком могу быть уверена. Возможно, глава культа пугает. Но он хотя бы не лицемерит. Голос преследует свои цели, верен Атуму и уделяет внимание тем, кого считает нужными.

Поверьте, «нужный» и «особенный» — совершенно разные понятия.