Тропинка шла через лес, разрезая его, как ножом, на ровные участки. Растительность возле моего любимого водопада была не очень густой, и лес просматривался метров на сто вперед. Конечно, за время своей жизни здесь я уже присмотрелся к красотам этого мира, но все равно у меня захватило дух — я немного отстал от девушек, они ушли вперед метров на двадцать, и как же красиво смотрелись они на фоне разноцветных грибов, растений, летающих бабочек и радужных жуков!

Васона приостановилась, оглянувшись на меня, махнула рукой, при этом ее крепкая небольшая грудь поднялась и вызвала у меня такой приток гормонов, что аж кровь ударила в голову. Недаром на Машруме, как сказал Варган, девушки племени акома славились красотой — сейчас я верил ему, а тогда подумал, что греха таить, что высокорослые обитатели этой планеты ценят этих девушек лишь за то, что они такие маленькие в сравнении с ними и выглядят, как их подростки, этакие Лолиты. Я подозревал рабовладельцев во всех возможных грехах, в том числе и в педофилии, кстати, не зря.

На плечо Васоне села огромная радужная бабочка — размах ее крыльев был не менее сорока сантиметров, монстр какой-то, а не бабочка! — та осторожно и медленно смахнула ее, замелькавшую между стволов высоченных деревьев, и улыбнулась мне светлой улыбкой. Мне было хорошо… В голову пришло: «Пусть это обучение длится еще лет… хм… сто? или двести? Меня все устраивает!»

Увы, все хорошее не вечно. Почему всегда, когда наступает наивысший пик удовольствия, в макушку клюет жареный петух? Не знаю, как у других, но у меня всегда так. Ну нет в мире совершенства…

Неожиданно я заметил невдалеке, за кустарником, какое-то шевеление. Я сразу-то и не понял, что это и кто это, потом только увидел знакомые очертания имперского шлема — охотники за рабами! Их было человек двадцать…

Варган рассказывал мне, что особо отчаянные охотники за рабами время от времени пытаются захватить кого-нибудь из акома — в основном женщин, славящихся своей красотой, сохраняемой на протяжении десятков лет. Если их удается поймать, то пленниц продают на соседний материк — Арзум, где ценят смуглых красоток, как сказали бы на Земле, на вес золота.

Впрочем, успокоил он, таких отчаюг уже давно не встречалось, ведь есть еще воины акома, которые славятся свирепостью и бойцовскими качествами, — словом, давно отвадили имперцев от акомского женского контингента. И вот, что я вижу — ловцы рабов собственной персоной! Скорее всего, эти паскудники шли по совсем другим делам, уж не знаю каким, и увидели прогуливающихся в лесу двух драгоценных красоток и с ними невооруженного мужчину, вдалеке от их деревни — чем не желанная добыча? И очень даже драгоценная добыча… не то что какой-нибудь манагер.

Аргана ушла вперед, и когда солдаты обозначили свое присутствие — вернее, когда их присутствие от лесных жительниц уже нельзя было скрыть — она, к своей беде, находилась вблизи охотников за рабами.

Пятеро набросились на нее с сетью, а еще четверо попытались захватить Васону — без сети, просто руками. Она застыла на месте, как будто прикованная, глядя, как в сети трепыхается беспомощная подруга, — видимо, переход от безмятежно-счастливого состояния к неприятностям был настолько резок, что она никак не могла принять адекватное решение (свойство многих женщин, как я замечал еще на Земле, которое плохо сказывается на их умении водить автомобиль).

Я громко крикнул, предупреждая, и побежал в ее сторону, не обращая внимания на то, что со стороны приближались еще с десяток вооруженных бойцов.

Я не успел — четверо оказались возле Васоны раньше меня, и тут я понял, почему акома славятся как свирепые и опасные бойцы. Первый же подбежавший к девушке охотник, выше ее на голову, получил такой удар в живот ногой с разворота, что согнулся, как перочинный нож, и улетел к дереву, где и обмяк беспомощной кучей тряпья, второй упал на колени, зажав нос, — из-под его ладоней ручьем текла кровь — похоже, Васона сломала ему нос и, скорее всего, выбила зубы, так как перед ним валялись белые кусочки кости. Двое других навалились на девушку — и тут подскочил я.

Первого охотника я убил прямым ударом в переносицу, вогнав ему кости черепа в мозг, второго — оглушив ударом в шлем ногой и потом свернув ему шею. Посмотрев по сторонам, я увидел, что вооруженные охотники, обнажив мечи, обходят нас с двух сторон, пересчитал — двадцать три человека. Значит, их было двадцать семь… Аргану, трепыхающуюся в сети, оттащили в сторону и там вязали путами, а остальные явно решили не дать нам уйти любыми способами — само собой, никому неохота иметь за спиной целую деревню разъяренных воинов акома.

Я не строил иллюзий — даже если мы с Васоной голыми руками положим половину отряда, остальные нас посекут мечами, или расстреляют из луков — пятеро из них уже доставали из горитов эти убийственные штуки.

Я крикнул Васоне:

— Быстро! Бежим отсюда! — И мы рванули из схлопывающегося капкана в сторону деревни. До нее было около пяти километров…

Васона помчалась вперед, я подождал, пока она обгонит меня, чтобы прикрыть спиной, и мы помчались что есть духу за подмогой. Выручить Аргану можно было только с помощью соплеменников — в этом не было сомнений.

Мы бежали, постоянно и резко меняя направление — я помнил про луки, о чем и крикнул Васоне. Уже несколько раз стрелы свистнули рядом, едва не задев мне плечо и врезавшись в соседнее дерево. Охотники топали следом, но они были отягощены броней и оружием, а потому не могли с нами соревноваться. Метров через триста они окончательно отстали, и я уверился в том, что мы оторвались и опасность для нас миновала. Однако, как всегда, надежды были перечеркнуты неожиданно и жестоко.

Еще в самом начале моей жизни тут я заметил, что дротики и стрелы в этом мире летят на огромное расстояние — гораздо большее, чем на Земле. Это объяснялось просто: притяжение планеты действовало на брошенные предметы с гораздо меньшей (практически вдвое меньшей) силой. То есть при том же натяжении тетивы лука, при том же усилии, затраченном на пуск стрелы и на преодоление ее инерции, летит она в два раза дальше. Масса стрелы остается прежней, а тяготение, загибающее ее к поверхности планеты, меньше.

В итоге — практически за четыреста метров от стрелявшего — шальная стрела, выпущенная в нас, пробила Васоне грудную клетку, когда та обернулась посмотреть, что со мной и где преследователи.

Она сразу не поняла, что случилось, только удивленно ойкнула, потом обмякла и стекла вниз по стволу дерева, скользя по нему длинными красивыми пальцами.

Я не поверил своим глазам — ведь не может быть так несправедливо! Только час назад я был счастлив, мы валялись на травке, занимались любовью и смеялись, обсуждая жителей деревни и друг друга, и вот — одна из моих подруг, практически жена, лежит со стрелой в груди, а вторую уводят в рабство те, кого я ненавижу больше всего на свете, — работорговцы!

Мне казалось, что прошло очень много времени с того момента, как я застыл столбом, глядя на закатившиеся глаза подруги, но вряд ли — скорее всего, секунды три-четыре. И это много… Но я ведь еще никогда не терял близких — папа и мама были (слава богу) живы, дяди и тети тоже. И вот близкий мне человек лежит под ногами как труп.