У берега озера была десятиметровая вышка для прыжков в воду. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что она была не очень-то высокой, метров девять, не больше, но тогда казалась просто невероятно высокой. В общем, в этом было что-то похожее на полет Икара.

Деревянная, окрашенная в белый цвет, эта вышка уходила в небо. Она была достаточно ветхой, вверх вели двадцать две скользкие ступеньки. А трамплин манил каждого подростка. Это было опасно. Жуть – в полном смысле этого слова.

Все просто: коль уж ты поднялся наверх, то должен прыгать. Спуститься же вниз по ступенькам было не так-то просто (и с физической, и с эмоциональной точек зрения).

День за днем все новые и новые последователи культа «большого прыжка» храбро взбирались по ступенькам на вышку. Они добирались до верхней площадки и там вдруг останавливались. Замирали, не в силах сдвинуться с места. Иногда они стояли так в течение нескольких часов. Я знал одного паренька, который просидел на площадке четырнадцать часов кряду.

И тут возникает важный вопрос: что происходило между тем моментом, когда мальчуган начинал подниматься по лестнице, и тем, когда он стоял у края трамплина и внутри у него случался сбой? Разве за это время он узнавал что-то новое, неожиданное? Внизу этот подросток был полон приятного возбуждения и горел желанием поскорее подняться к заветной цели. А наверху его вдруг охватывало оцепенение.

Похоже, между этими двумя моментами что-то менялось. Очутившись наверху, новоявленный спец по прыжкам в воду вдруг видел то, чего не было видно снизу. В сущности, ничего не произошло. Изменился его «угол зрения» – раздался крик протестующих голосов в голове у подростка.

Когда ты стоишь внизу, одна часть твоего мозга настаивает на том, чтобы подняться наверх. Лобная доля мозга говорит: «Это же будет такое восхитительное приключение – веселое, смелое, героическое!» Что же касается другой части мозга, которая отвечает за такие неприятные явления, как холодок и спазмы в животе (и даже вероятность убиться или покалечиться), то она в данный момент находится в недостаточно возбужденном состоянии, чтобы помешать подростку поставить ногу на первую ступеньку лестницы. Это произойдет позже, тогда эта часть мозга, которой управляет первородный страх, заявляет: «Ничего, я позабочусь о твоей безопасности».

На верхней же площадке вышки для прыжков диалог между этими двумя отделами мозга радикально меняется. Угроза смерти становится очевидной. И теперь та, другая часть мозга, обычно более сильная, возвышает свой голос, требуя (и весьма настоятельно) прекратить эту бессмысленную авантюру. Это слишком высоко. Это опасно. Это безумие.

Поразительно, что после первого прыжка смельчаки, прошедшие процедуру «посвящения», всегда повторяли этот трюк.

Они вылезали из воды и тут же бежали к лестнице, быстро взбирались наверх и снова прыгали. Границы их психологической зоны безопасности изменились – расширилась зона комфорта. На данный момент. И представилась благоприятная возможность сделать это привычкой.

Каждый понимает, что риск погибнуть на американских горках минимальный. Гораздо большему риску вы подвергаетесь, пока едете на своем автомобиле от дома до парка аттракционов.

Тем не менее, хотя мы знаем, что никакой опасности нет, крутые американские горки вызывают у нас состояние сильнейшего испуга, который продолжается с первого момента скольжения вниз и до самого финиша, где у каждого вырывается облегченное «уф!». Но горки для того и сконструированы. Изгибы и резкие повороты, грохот и ветер в лицо – все специально придумано, чтобы обмануть рациональную составляющую нашего мозга и напрямую выйти на миндалевидное тело – древнюю стержневую часть мозга, отвечающую за то, чтобы спасать нас от непосредственной опасности, угрожающей жизни.

Теперь перейдем к нашей культуре, в которой такие вот психологические американские горки встречаются на каждом шагу.

Показательные меры безопасности в аэропортах – вот типичное проявление психологических американских горок, обусловленных нашей культурой. Охранники в униформе, вся эта суматоха с досмотром багажа, направленная, в сущности, на то, чтобы возбудить страх у одних пассажиров и успокоить всех остальных. А выпускной бал – это тоже своего рода американские горки, хотя и совсем другого плана. Не слишком общительный подросток боится, что не сможет выглядеть достойно, но знает, что еще больший стыд испытает, если пропустит это мероприятие.

Или посмотрим, что собой представляет собеседование при найме на работу – ситуация, для которой характерен высокий уровень стресса. А ведь оно было бы более эффективным, если бы не вызывало страха. Это не визит в клетку со львом, который может вас съесть, и здесь бесполезен рефлекс «сражайся или спасайся». Люди, которые проводят собеседование, нередко специально стараются вас запутать и провоцируют стрессовое состояние, поскольку считают, что это показатель того, насколько хорошо вы будете справляться с разными ситуациями на работе.

Но самыми большими американскими горками в нашем обществе являются те, которые учат нас сидеть и не высовываться, подчиняться инструкциям, не давать воли творческим порывам. Эта не выраженная словами угроза висит над нами как дамоклов меч с первых классов школы: один неверный шаг – и ты будешь уволен, отвергнут, выброшен из приличного общества. На самом деле это не так, но древняя охранительная часть вашего мозга понимает это не больше, чем то, насколько безопасны американские горки в местном парке аттракционов.

Здесь отсутствует рациональная мысль. Но тем эффективнее это действует, поскольку оказываются затронуты такие глубинные чувства, как страх и стыд.

Высокорентабельное современное сельское хозяйство плохо адаптируется к переменам климата. Потому что здесь все оптимизировано, все под полным контролем и направлено лишь на получение максимального дохода. Но у этой системы отсутствуют резервы прочности, она неэластична. Точно так же и громадные высокодоходные отели не так-то просто переделать под больницы или общественные центры, если бы вдруг это потребовалось, ведь они спроектированы для выполнения одной-единственной задачи.

Подобные отрасли экономики похожи на породистых скаковых лошадей, которые могут только одно: очень быстро скакать, если для них созданы все остальные идеальные условия.

Когда ситуация в окружающем мире начинает изменяться, промышленников охватывает паника. Причина в том, что их индустриальная система идеально подогнана к какой-то строго определенной ситуации, чтобы давать максимальную прибыль. Наша индустриальная система напоминает породистых собак, предназначенных для показа на выставках, которые оказываются беспомощными, попадая в условия дикой природы. Она такая же изнеженная и хрупкая.

Люди же творческие не могут позволить себе быть нестойкими. Их работа – это длинный ряд пробных проектов и череда проблем, которые необходимо решить; эта работа осуществляется не в идеальной, предсказуемой обстановке, где старательно откорректированные действия ведут к еще более точно рассчитанным результатам.