Посол его величества короля Великих Британий Иван Ульянов и посол Генеральных Штатов Исаак Масса люто ненавидели друг друга, ибо их страны соперничали на морях и стремились первыми разведать удобные морские пути. Злоязычный Масса, имевший обширные знакомства среди московского дворянства и купечества, распускал грязные сплетни об Иване Ульянове. Когда сходились свиты послов – пышно разодетые англичане и облаченные в строгие черные камзолы голландцы, начинался обмен колкостями и угрозами. Англичан особенно бесило, что голландцы, стремясь опорочить их товары, нарочно ставили на самое скверное сукно фальшивые английские клейма – бесхвостого льва с тремя опрокинутыми коронами. Во время войны каждая из сторон пыталась убедить бояр запретить продажу противнику мачтового леса, чтобы вывести из строя его военный флот. В Москве вежливо выслушивали англичан и голландцев, но продолжали продавать мачты и тем и другим.

Стремясь упрочить свое положение в Москве, английский и голландский послы вызвались стать посредниками в переговорах со шведами. На поле у деревни Столбово близ Тихвина, где был назначен съезд послов, разбили шатры, крытые серебряной парчой. Стояли трескучие декабрьские морозы, и послы стучали зубами, отгороженные от холода лишь парчовыми стенками. Шведы и русские отказывались вести переговоры напрямую. Предложения делались через посредников, ответы передавались через них же. Послы неоднократно разъезжались из-за непреодолимых разногласий, потом снова возвращались. Голландцы не выдержали и покинули съезд. Английский посол Иван Ульянов оказался более упорным и довел переговоры до конца. При посредничестве англичан был заключен мир, по которому шведскому королевству отходили исконно русские города Ивангород, Ям, Остров, Копорье, Орешек, Корела и вся Ижорская земля. Таким образом, был потерян выход в Балтику. Шведский король Густав Адольф особо подчеркивал, что Столбовской мир навсегда отрезал русских от моря.

Несмотря на потери, в Москве оценивали Столбовской мир как выгодный. Шведы возвращали Великий Новгород и всю Новгородскую вотчину, а главное, Московское государство, заключив мирный договор со Швецией, получало возможность сосредоточить все силы для войны с Польшей. Русским послам князю Мезецкому было пожаловано боярство, а дьяку Зюзину – чин окольничего. Посреднику Ивану Ульянову подарили парадное платье из персидского шелка на соболях, шитое жемчугом и драгоценными камнями, вместе с высокой меховой шапкой. Кроме того, его наградили восточными тканями, серебряным ковшом и золотой цепью с портретом царя Михаила Федоровича на медальоне.

Однако Иван Ульянов рассчитывал на другое вознаграждение за свои услуги. Он вновь поднял вопрос о пути в Индию и в Китай. Уж как его ублажали в Кремле! Трижды устраивали для него обеды в Золотой палате. Ульянов благодарил, улыбался, но, как английский бульдог, намертво вцепившийся в добычу, от своего не отступал. По поручению государя переговоры о дороге в Китайское государство вели боярин Федор Шереметев и князь Дмитрий Пожарский. Вновь и вновь они повторяли послу, что дороги неизведаны. Но посол был не только упрям как бульдог, но и хитер как лиса. Иван Ульянов намекнул боярам, что парламент готов одобрить субсидию Московскому государству в размере ста тысяч фунтов стерлингов. Такими деньгами разбрасываться не приходилось, тем более что, по сведениям из Варшавы, поляки собирались возобновить войну. Русским послам, отправленным в Англию, дали наказ ответить ближним королевским людям, что буде Якуб-король учинит на польского Жигимонта вспоможение казной, деньгами и золотом, то великий государь покажет королю ответную братскую любовь. Послам велели передать, что «ныне боярин и воевода князь Иван Семенович Куракин послал служилых людей проведать дорогу в Китайское государство через Алтын-царя кочевую орду».

Князь Куракин не стал посвящать в эти тонкости Ивана Желябужского, рассудив, что хотя молодой дворянин и стоит на правильной дороге, в отличие от своего непутевого младшего брата, однако всего знать ему отнюдь не положено. Еще до приезда ссыльных в Тобольск воевода установил сношения с Алтын-ханом, владетелем Западной Монголии. Хан искал дружбы с русскими против джунгар. Он писал, что если бы Белый царь повелел своим ратным людям пойти войной на воров, то и Алтын-хан начал бы их воевать со своей стороны. И тогда дорога бы очистилась и впредь послы ходили бы без урыва. От Алтын-хана узнали, что от его владений до Китайского государства всего пять недель пути. Китай обнесен высокой стеной, и мунгальских людей туда пропускают неохотно. Торгуют около стены, а богатое ли государство Китай, того Алтын-хан доподлинно не ведает, только думает, что великое и богатое.

Князь Куракин послал к Алтын-хану двух казаков из недавно основанного Томского острога. Один из казаков – Ивашка Петлин – немного говорил по-мунгольски. Когда научился и в каких краях побывал, о сем Ивашка благоразумно помалкивал. Князю Куракину такие познания казались весьма подозрительными, но другого подходящего человека не нашлось. В товарищах с Петлиным послали казака Ондрюшку Мадова, никакими языками, опричь русского, не владевшего. На простом русском языке ему наказали приглядывать накрепко за товарищем и буде сыщется измена – ну, казак сам ведает, как следует поступать с государевыми ослушниками. Однако обошлось без измены. Воевода уже получил донесение из Томского острога, что казаки благополучно вернулись вместе с послом от Алтын-хана и отправлены в Тобольск. Пока оставалось неизвестным, удалось ли им побывать в Китае, но это должно было выясниться в самом скором времени.

В мае месяце, когда спала вода и луга зазеленели травой, Марья, выйдя во двор острога, увидела, что рядом с крыльцом на земле, скрестив ноги, сидит смуглоликий безбородый иноземец. На его голове красовался островерхий желтый колпак. Он был облачен в одеяние, похожее на поповскую рясу, только темно-красного цвета. Из-под рясы выглядывали босые ноги с прикрепленными ремешками кожаными подошвами. Иноземец, зажмурив узкие глаза, мерно раскачивался из стороны в сторону и произносил нараспев:

– Ом мане падме хум! Ом мане падме хум! Ом… ом… мане… мане…

Марья сразу же поняла, что перед ней человек из той неведомой страны, где произносят слово «ом». Только это не подражание звуку колокола, а молитва на незнакомом языке. Поодаль от раскачивающегося иноземца стояли такие же безбородые смуглолицые люди, наблюдавшие за его молитвой. Среди них были двое казаков, одетых в русское платье. Плечистый казак снял шапку и низко поклонился Марье. Его окликнули из съезжей избы: «Ивашка Петлин, ступай к дьяку».

Любопытная тетка весь день проторчала на дворе. Время от времени она вбегала в избу и возбужденно рассказывала, какие диковинки привезли казаки. Сгружали тюки бледно-розового и бледно-сиреневого шелка, ларцы и завернутые в рогожу вазы. Тетка божилась, что видела на вазах расписных Змеев Горынычей. Когда диковинные вещи перенесли в съезжую избу, казаки заперлись с князем. Воевода расспрашивал о посольстве, дьяк Иван Булыгин записывал роспись. Несколько дней составляли чертеж земель, которые проехали казаки, отмечали города и удобные для стоянки места, подсчитывали расстояние в верстах и в днях пути конным и пешим ходом. Занятый делами воевода не приглашал дядю сыграть в шахматы. Ссыльным оставалась лишь гадать, что происходит в съезжей.