Он шагнул ко мне:

– Помоги мне.

– Я хочу тебе помочь, но как? Я почти ничего про это дело не знаю, никаких улик не видела, никто ничего со мной не обсуждал.

Томми смотрел на меня молча и строго.

– Но ты же пришла… Я почему-то сразу понял, что ты… что тебе можно доверять. Что тебе – не все равно… Что ты не такая, как остальные.

– Следователь, которая ведет это дело, Лена, – она очень профессиональная, очень. Я уверена, она все правильно сделает. Она – моя подруга, я могу с ней поговорить, попросить, она тебя еще раз допросит… то есть выслушает… внимательно… Она вовсе не смотрит на мужчин как на существ второго сорта.

Томми покачал головой:

– Нет. Я сразу понял, что они для себя все решили. Самоубийство – и точка. Это ведь абсолютно всех устраивает, разве нет? Зачем копать дальше?

– Не надо так думать. Все хотят докопаться до правды.

– Да? А мне показалось, только ты этого хочешь.

– У меня другое расследование. Кролик. Пропавший Ангел.

– А что ты тогда здесь делаешь? В нерабочее время?

Я почувствовала, что краснею. Не знала, что отвечать. Что я здесь делаю?

– Я хочу тебе помочь, – снова повторила я.

Тут уж покраснел Томми. Встал, не дождавшись ответа, вышел.

Ну и дела! Не стоило мне сюда приходить. Вляпываюсь прямо на глазах, как в клей. Я подтянула к себе сумку.

Томми вернулся – с бутылкой и двумя рюмками. Поставил рюмки на стол. Налил в одну. В другую. Подал мне. Этот запах ни с чем не спутаешь.

– Нет, спасибо.

Не очень хорошая идея – сейчас пить, у меня и так в голове хаос. А вытяжку из марихуаны не зря называют в народе машей-хуяшей.

– Как скажешь. – Он покорно поставил рюмку на стол.

– Ладно, давай по чуть-чуть.

В конце концов, что будет от одной рюмки?

Мы чокнулись, выпили. Я свою – залпом до дна, он – половину.

– У вас в доме все время так запросто хлещут машу-хуяшу?

– Грета – нет, она не любит… не любила. А вот Айна…

– Айна? Как интересно! Мне казалось, спортсмены озабочены своим здоровьем куда больше остальных.

– Боль часто мешает ей уснуть.

Тут я вспомнила, что говорила мне седая тренерша на стадионе: у Айны была травма. Сильная, должно быть, боль. Между тем напиток уже подействовал, перед глазами плыло. Впрочем, не знаю, который из наркотиков действовал сильнее: Томми или маша-хуяша…

– Грете угрожали, – сказала я.

– А говоришь, что занята только кроликом.

Я вдруг заметила, что взгляд у Томми – ясный, насмешливый. Мне стало не по себе.

– Расскажи мне все, если хочешь, чтобы я тебе помогла.

– Особо нечего рассказывать. Грете все время угрожали. Она почти перестала обращать внимание на угрозы, иногда даже смеялась над самыми нелепыми.

– В полицию она не заявляла. Почему?

– Ты не понимаешь. Ей не было страшно. Ей было смешно.

Смешно – пока ее не убили. И кому смешно теперь?

Я вспомнила утренний разговор с Айной. Ее слова, что все дело в МЕМО – и что во всей истории с МЕМО виноват Томми. Спросила:

– А этот Гретин проект – МЕМО?

Томми напрягся, дернул бровью:

– Что МЕМО?

– Ты как-то в нем участвовал?

– И да, и нет.

– В каком смысле?

– Это был проект Греты, дело ее жизни, ее страсть. Она занималась им до последнего дня.

– С тобой?

– Я участвовал просто потому, что я – мужчина. Ей была интересна моя точка зрения. Но помогали ей добровольно другие сторонницы. Это же большие объемы информации, сайт обновлялся…

– Погоди. Ты сказал: до последнего дня.

Он помолчал, покачал головой:

– Кто ж знал, что последний. Для нее это был обычный день.

– Не считая того, что она накануне потеряла все. Ты об этом забыл сообщить?

Он поднял глаза, стараясь понять, в чем я его упрекаю:

– Она готова была сражаться дальше.

– Ладно. Не так важно… Вернемся в тот день. Как обычно, она занималась МЕМО. Ты говоришь, ей помогали. В тот день тоже?

– Ну да. Приходила какая-то.

– Кто?

Пожал плечами:

– Диляра.

– Диляра… а дальше?

– Не знаю. Я даже ее не видел никогда. Давняя поклонница, сторонница. Ну… такая…

Я кивнула. Могу представить: одна из тех, что на партийных слетах раздают значки и флаеры. На благотворительных ралли пекут печенье. Их же миллион.

Лена наверняка вышла уже на эту Диляру. Поинтересуюсь у Лены.

– А что ты сама думаешь о МЕМО? – вдруг спросил Томми.

– Ну… это гуманная инициатива.

– Ты правда так считаешь?

Я немного замялась:

– В целом – да. Хотя там есть перегибы, безусловно… С женской точки зрения… И в конечном итоге это могло привести к… к…

– К раскачиванию лодки? Подкопу под основы?

Я неопределенно качнула головой. Томми усмехнулся. Отпил еще из рюмки.

– Нельзя ли посмотреть комнаты Греты, Айны и Туяры? У Греты и Айны ведь разные спальни, да?

– Ты считаешь это важным?

– Я пока ничего не считаю.

Мне хотелось выйти из гостиной, а главное, прервать этот странный разговор.

– Можно, – согласился Томми. – Но ты ничего особенного не найдешь. Там каждый миллиметр обыскали.

Комната Греты была такой же безликой, как гостиная. Совсем нейтральной. К тому же из нее все вынесли, а кровать затянули полиэтиленом.

– Кто видел Грету последним? – спросила я. – Диляра?

– Я уже все это рассказывал полицейской. Последним заходил к Грете я.

– Сюда? Прямо в ее спальню? И часто ты заходил к Грете в комнату?

– Иногда. Если мы хотели поговорить…

– А она – к тебе? Тоже так запросто заходила?

– Да. Если хотела поговорить.

– И часто она хотела поговорить?

Внутри меня что-то вскипало. Может, настойка меня так странно разогревает. Учитель спокойно заходит в комнату к хозяйке… Да еще к министру. А к тому же побеждает волшебным образом в голосовании на мужчину месяца. Мне все это не нравилось.

Но вслух я спросила:

– Зачем заходил?