— Теоретически ничем. Однако тот факт, что лидерами большинства российских лож вольных каменщиков являются члены партии конституционных демократов, заставляет думать о явной политической подоплеке происходящих событий…

— Поручик, это ваши собственные рассуждения или…

— Никак нет. Я лишь озвучиваю переданные для вас сводки фактов и выводов.

Давыдов понимающе вздохнул.

— Хорошо. То есть у меня три дня в запасе?

— Так точно. Объект вашего внимания должен поселиться в гостинице «Метрополь»…

Этого еще не хватало! Денис выругался про себя. И как теперь прикажете поступать? Каким образом возможно общаться одновременно с двумя женщинами в одном и том же месте? Ох, не к добру все!.. Хотя почему «не к добру»? Давыдова осенило. Вот шанс укрепить свое реноме перед английской шпионкой! Он расскажет Элис об этой… воздухоплавательнице и о ее контактах с масонами. Почему бы нет? А вдруг каждая из дамочек решит, что другая ставит ей палки в колеса? То-то начнется потеха! Голицын наверняка одобрил бы такой поворот дела: столкнуть лбами две разведки — ну, разве не прелесть?

— У вас еще есть вопросы, господин капитан?

— Пока нет, поручик.

— Тогда удачи вам!

— И тебе не хворать, Федотов…

* * *

Повторение романтической ночи все-таки состоялось и придало Денису сил и уверенности в успехе. «Шардоне» под камамбер с изюмом было просто изумительно, а Элис — неподражаема и неуемна, так что поспать молодым людям удалось лишь под утро и не более пары часов.

Наконец после завтрака в постели, который организовала им давешняя смышленая горничная, мисс Веллингтон, решив, видимо, что русский офицер крепко сидит у нее на крючке, вынула из ридикюля запечатанный сургучом конверт из плотной сероватой бумаги, какие использовались для пересылки важной документации.

— Я доверяю тебе, дорогой, не только свою судьбу, но и жизнь, — тихо проговорила Элис, вручив Денису конверт и погладив по щеке.

— К чему такой пафос? — нарочито солдафонски хмыкнул он, а про себя невольно подумал: «Что-то слишком много конвертов за последние сутки!..»

— Но ты же должен понимать, что если это… прошение попадет не по адресу, меня могут обвинить во вмешательстве в государственные дела или, того хуже, в подпольных финансовых махинациях!

— По-моему, ты переоцениваешь значимость своей миссии. Если кого и обвинят, так твоего дядюшку…

— О, это же будет катастрофа!

— Да не волнуйся ты так. — Давыдов привлек девушку к себе и ласково поцеловал. — Все будет в порядке, как только мое начальство сочтет, что я выполнил поручения и нужен в столице, передам пакет лично в руки господину Чуркину.

— Когда ты это будешь знать?

— Милая, у меня такая служба, что узнать это я могу и за полчаса до отхода петербуржского поезда.

— Ну что же, я подожду, дорогой!..

Денис в последний момент передумал пока рассказывать Элис о ее французской конкурентке. Они еще минут пять целовались у окна в лучах утреннего солнца, и Денис даже на секунду пожалел, что все это не по-настоящему. Однако нельзя было давать себе ни малейшей поблажки, и контрразведчик Давыдов, не колеблясь более, отправился прямиком в Московское бюро СОВА по адресу, каким снабдил его Голицын. Располагалось оно в Колпачном переулке, в глубине большого двора.

Там конверт профессионально перлюстрировал хмурый и неразговорчивый человек, похожий на излечившегося алкоголика, — худой, бледный тип с ввалившимися и очерченными синими глазами и большим красным носом. Давыдов смотрел ему через плечо, когда эксперт вынул из конверта сначала сложенный вдвое лист писчей бумаги с письмом, а затем — сиреневый бланк из чековой книжки.

— Письмо без адреса, — сообщил эксперт, — ни имени, ни должности…

— А что в нем? — нетерпеливо перебил Денис.

— Просьба снять копию с проекта договора об экономическом сотрудничестве между Российской империей и Германским рейхом…

— Черт побери! Ну и дела!.. А чек?

— На предъявителя. Банк швейцарский, но обналичить такой тип чека можно, в общем, в любом европейском банке с разницей по внутреннему курсу.

— И большая сумма?

— Четверть миллиона фунтов стерлингов…

— Ох, матерь божья!.. — Давыдова аж пот прошиб: это ж какая крупная игра вокруг него пошла!

«Ну, брат Денис, держись! Теперь тебе или грудь в крестах, или голова в кустах!.. И назад ходу нет, и впереди полный мрак…»

Волей-неволей Давыдов позавидовал Голицыну — тот со своим хладнокровием чувствовал бы себя в интриге с дамой, как рыба в воде. А как быть, когда увлечение нешуточное? Не передавать же, в самом деле, конверт Чуркину?..

— Для вас еще пакет, — сказал ему сотрудник бюро. — От господина Голицына. Просили не злоупотреблять.

В пакете оказалось удостоверение агента сыскной полиции с давыдовской фотографией, а к нему на всякий случай — агентский значок, который обычно называли жетоном. На нем были буквы «МУС» — Московский уголовный сыск, который жулье прозвало «мусорга». Хотя жетоны уже два года как заменили удостоверениями, они еще были в ходу. Удостоверение-то бумажное — отсыреет или порвется, а значок — железный, что ему сделается?

Встретившись вечером с Элис, Денис честно сообщил, что начальство велит еще дня на три задержаться в Москве. Теоретически за это время Голицын со своим руководством составили бы для Давыдова план действий. А пока… пока — вот такая причудливая передышка.

«Хотя какая уж тут передышка? — вспомнил Денис о втором задании. — Как бы не надорваться… Кстати, хорошо, что теперь есть полицейский значок. Проще будет контактировать. Сочиню подходящую легенду. Например, негласно приставлен к французским воздухоплавателям для обеспечения безопасности от местного уголовного элемента…» — Давыдов даже поаплодировал себе мысленно: ай да капитан!

Но поскольку французы в гостинице еще не появились, Денис снова невольно вернулся к насущному. Что же, черт возьми, с ним происходит? Почему эта женщина, ко всему агент враждебной разведки, стала так сильно занимать его мысли и чувства? Неужели он наконец пал жертвой коварного сыночка беспутной Афродиты, которая и сама не знала, кто же его отец?[6]Не время, ей-богу, не время… Такие страсти впору неопытному кадету или старцу за пятьдесят, в последний раз норовящему израсходовать всю силу, что скопилась в душе…

«Прекрати! — строго сказал Денис сам себе. — Нюня! Слюни распустил и раскис! Институтка, смольнянка, кисейная барышня! Ты еще портрет любимого создания укради и на груди таскай! Шекспировский Ромео в должности капитана контрразведки! Позорище!»