И я оказался прав.

Тварь страшно дернулась в руках полицейского, так, что он не удержал ее и выронил. И замер, с ужасом глядя на то, что осталось от головы девушки – раззявленное хлебало с ужасными зубами, в которое легко поместилась бы его голова.

– Даже если у меня и был Долг Жизни перед тобой, сейчас он точно обнулился, – сказал я, вновь меняя магазин. В том еще оставались патроны, но лучше я его потом на привале доснаряжу, а в автомате пусть полный будет.

Томпсон тяжело сел на крыльцо.

– Какой же я дурак, – простонал он. – Идиот. Это же Зона, какие здесь могут быть девушки?

– Девушки здесь случаются, – хмыкнул я, вспомнив Касси. – Но зачастую по сути своей они оказываются такими же кровожадными мутантами, как эта тварь. Хотя, конечно, бывают и исключения.

Я выдавал эту мудрую тираду, параллельно поглядывая на два соседних дома – не выскочит ли из них еще одна шустрая пасть.

Но нет, все было тихо. Хотя, конечно, проверить следовало.

– У тебя кровь, – сказал я. – Перевяжись, а я пока посмотрю, что в соседних хатах.

И ушел, уверенный, что Томпсон сам справится: в армии и полиции этому учат первым делом – раньше, чем впервые показывают винтовку.

В двух ближайших домах не нашлось ничего интересного.

Засохшая грязь, в которую превращается пролитая на пол кровь.

Трупы людей и мутантов разной степени разложения. Целые и не совсем. От некоторых вообще одни огрызки остались, подвешенные к потолку на крючьях. Видимо, в отсутствие свежатинки молодая пара кушала то, что есть.

А еще по углам были кучами свалены вещи убитых людей. Рваная одежда, вспоротые рюкзаки, оружие, местами заржавевшее от крови и сырости.

В общем, эти дома были чем-то вроде кладовки для парочки, вследствие каких-то необъяснимых явлений Зоны превратившихся в жутких тварей. Может, на этом хуторе излучение было особенное или вода в роднике отравлена смесью ядов и артефактов, спровоцировавших эдакую мутацию… Остается только догадываться.

Но гадать на данную тему у меня не было ни времени, ни интереса. Зато я углядел на полу среди рассыпанного и разодранного барахла несколько укупорок с подходящим калибром. В принципе, ничего удивительного – «пятера» в Зоне, пожалуй, самые распространенные патроны, которые таскает на себе чуть ли не каждый. Так что «не нашлось ничего интересного» – это я погорячился. И боезапас пополнил, и даже пару не особо мятых мясных консервов прихватил. Мертвецам оно без надобности, а нам с Томпсоном подспорье – не придется свои запасы провизии тратить.

Правда, когда я вернулся, то понял, что у Джека вряд ли случится приступ волчьего аппетита при виде моих трофеев. Руку он перевязал, и грамотно, но лучше ему от этого не стало. Скорее, наоборот. Лицо приняло сероватый оттенок, губа закушена. Боль в себе давит, старается ее не показать, дабы я не решил, что он слабак. Типа я не видел, как здоровенные мужики в калач сворачиваются и воют, поймав в себя разрывную пулю или нож от специалиста, знающего, как грамотно провернуть в ране клинок. Нормальное зрелище, не киношное, где все герои, будучи ранеными, лишь делают напряженно-сосредоточенное лицо, словно у них не дыра в брюхе, а неожиданно желудок расстроился.

А вот цвет выступившей крови на повязке мне очень не понравился. Желтоватая, будто не свежая рана под ней, а гнойная. Но гной за четверть часа в организме не появляется, и значить это могло лишь одно.

– Все плохо? – сквозь стиснутые зубы проговорил Томпсон, перехватив мой взгляд.

– Ну как тебе сказать, – пожал я плечами, извлекая из кармана аптечку, где имелся шприц-тюбик с мощным обезболивающим. – Как часто говорят в ваших фильмах, есть две новости – замечательная и не очень. Хорошо то, что у нас есть чем ненадолго снять твою боль. Правда, скоро эта лафа закончится, и тебя начнет крючить не по-детски.

– Почему?

– Потому что твое тело уже сейчас меняется, – сказал я, вгоняя шприц ему в плечо прямо через камуфляж. – Слюна твари, что тебя укусила, попала в кровь, и сейчас ты постепенно превращаешься в такую же тварь.

Томпсон опустил голову.

– Я так и думал, – выдавил он из себя. – Можешь выполнить мою последнюю просьбу?

Я поморщился, как от горькой пилюли, которую ел уже не раз, и вот мне предлагают снова ее откушать. Естественно, они там в своих Штатах выросли на комиксах, где такие слезливые сцены штампуют в промышленных масштабах. Но лично у меня от подобного немедленно возникает изжога и желание сплюнуть.

– Вот только давай без этих драматических сцен, – сказал я. – Пристрелить тебя мне как два пальца об асфальт, но думаю, что с этим можно повременить.

– А смысл? – усмехнулся Джек. – Часом больше, часом меньше – какая разница? Такой вот паскудной тварью я жить точно не хочу.

– Видишь ли, – отозвался я. – Ты мужик крепкий, и я не думаю, что ты прям через час гарантированно превратишься в мута. Начнешь превращаться – не переживай, грохнуть я тебя успею. Просто мы сейчас находимся в паре километров от Саркофага, и до твоей трансформации вполне можем успеть дойти до Монумента. Который, возможно, исполнит твое желание.

– Это ты о каком желании сейчас? – наморщил лоб полицейский.

– Служить и защищать, – пожал я плечами. – Ты ж вроде об этом мечтал.

– Слышал я, как ваш Монумент желание исполняет, – криво усмехнулся Томпсон. – Это как в русскую рулетку играть с заряженным пятисотым «смит-вессоном», у которого из барабана вынули один патрон.

– Для Зоны один шанс из пяти – это не так уж плохо, – заметил я. – Ну что, полисмен, решай – или сдаешься и я, так и быть, трачу на тебя один патрон, или попробуешь выжить?

– Умеешь ты уговаривать, сталкер, – хмыкнул Джек, тяжело поднимаясь с крыльца. – Но приглядывай за мной. И если что…

– Если что – не сомневайся, – перебил его я.

В это время в чаще леса позади нас раздался знакомый рев.

Проклятье!

Чертовы ктулху не оставили погоню – они просто продолжали медленно, но уверенно продираться сквозь заросли. Вот ведь упертые твари!

Но делать было нечего, стоило поторопиться. И Томпсон все понял без слов. С трудом поднялся с крыльца, с трудом сделал первый шаг, покачнулся, устоял – и пошел почти так же, как делал это до ранения. Ничего не скажешь, волевой мужик! Его изнутри сейчас мутация рвет и корежит, а он чувствует это и после укола, который лишь притупляет боль, но не убирает ее полностью, – и продолжает идти. Что ж, мне ничего не оставалось делать, как направиться следом за ним на восток, через лес, который сейчас не казался таким уж непроходимым. Вон и тропинка легла под ноги, прямая как стрела. Что это, как не везение, которое в Зоне встречается так редко?

Мы шли уже минут двадцать. По моим расчетам, мы должны были вот-вот выйти из леса и увидеть антенны открытого распределительного устройства Чернобыльской АЭС, за которыми маячила знаменитая суставчатая труба Третьего энергоблока…