— Где Джозефина? — спросил он.

Это была маленькая дочь Бруксов. Джозефина любила собирать сладкий горошек в поле. Ей нравились груши, что падали на землю с большого дерева во дворе Фарреллов.

Розалин посмотрела наверх, куда вела лестница.

— Она в постели?

— Спит.

По крайней мере, миссис Брукс могла говорить. Это уже было облегчение.

— С моим мужем произошел несчастный случай.

— Ладно, — сказал Джейми. — Может, позвать моего отца? Он бы мог помочь.

— Нет. Его звать не надо.

По ее тону он понял: все, что случилось, достаточно плохо. И все же он остался. Может, Джейми чувствовал, что должен быть верен Розалине Брукс, потому что видел ее обнаженной. А может, из-за всей этой крови, а может, из-за того, что дыхание у него было таким горячим, а дом таким холодным.

— В кухне?

Миссис Брукс кивнула. Ей не было и тридцати лет, она была молодой женщиной и в иных обстоятельствах была бы хорошенькой.

— Я просто войду туда и принесу посудное полотенце, чтобы остановить кровь, — сказал Джейми, потому что ее разбитая губа и кожа на голове кровоточили.

Но когда он поднялся, она снова уцепилась за его ногу.

— Все нормально, — заверил ее он. — Я сразу же вернусь.

В прихожей было еще холоднее. В этих старых домах не было никакой теплоизоляции, а воздух в кухне был совсем ледяным. На полу там было еще больше крови, особенно вокруг тела Хэла Брукса, лежавшего прямо у плиты. Джейми старался не смотреть в ту сторону слишком пристально.

Он схватил полотенце, намочил его в холодной воде и понес Розалине. Он беспокоился, не ступил ли он в кровь, и не осталась ли она на подошвах его сапог, и не наследил ли он в прихожей. Потом он перестал задавать себе вопросы. Отложил эти мысли в сторону. Теперь Розалина сидела на полу, пальто было застегнуто на все пуговицы. Когда он протянул ей посудное полотенце, она поднесла его к губе.

— Что вы собираетесь с ним делать? — спросил Джейми.

За окном голубизна превращалась в мрак. В черную ночь. Стало так тихо, что было слышно, как в изгороди за окном Бруксов устраивались на ночевку овсянки. Снег пошел сильнее. Джейми прикинул, что отец сейчас как раз должен расчищать главную дорогу.

Они сидели в молчании в холодном доме.

— Я расчищу вашу дорожку, а потом вернусь, — сказал Джейми. — А вы пока подумайте, что хотите делать.

— Ладно, — сказала Розалина. — Подумаю.

Джейми вышел и начал расчищать дорожку. Он работал лопатой быстро и энергично. Снег был тяжелым и плотным, и его было много. В иной ситуации он бы подумал, что такой снег как раз подходит для игры в снежки. Но сейчас он думал совсем о другом. Он думал о пруде за полем. В былые дни провизию можно было хранить в летней кухне до самого июля, если по стенам было запасено достаточно льда. Он слышал о старой женщине, когда-то жившей в их доме, так вот она запасала лед из пруда, пока ее лошадь, жившая в сарае, который они начали сносить, не поскользнулась на льду и не утонула.

Когда Джейми вернулся в дом, пол на кухне был чистым. Розалин Брукс вымыла пол, умылась сама и убрала в хвост свои волосы цвета меда. На голове у нее все еще оставались следы крови, но Джейми Фарреллу не хватило решимости сказать ей об этом. Розалин поднялась наверх посмотреть, как там ее дочь. Потом она спустилась вниз и надела рабочие сапоги мужа. В них она выглядела еще более хрупкой. О перчатках она не стала беспокоиться. Мистера Брукса она хотя бы завернула в одеяло, и Джейми был за это благодарен. Они попытались потащить его по полу, но у них не получилось. Тогда Джейми пошел в гараж и прикатил оттуда тачку. Ему было так жарко, что хотелось снять шапку и шарф, но он знал, что если снимет, то мать ему задаст.

Им потребовалось объединить все силы, чтобы толкать тачку через снег. Глубокий слежавшийся снег, который они тихонько проклинали. На полпути через поле они остановились, чтобы передохнуть. Оба одновременно посмотрели наверх, на падающий снег. Розалин протянула руки и запрокинула голову. Джейми никогда не думал о будущем, кем он станет, что будет делать. Все это было для него как в тумане. Но теперь он видел, что кровь все еще сочится из раны на голове Розалины, и он подумал, что, наверное, ей надо бы наложить швы. Его будущее почти наступило.

По дальнему берегу пруда росли сосны и падуб. Туда-то они и направлялись. Им пришлось протащить его по замерзшему бурьяну. Они набили его карманы камнями, тяжелыми черными камешками, которые, по мнению Джейми и Хэнка, лучше всего подходили для рогаток. Розалин сняла с себя рабочие сапоги и набросала камней и туда тоже, надела сапоги на мужа, зашнуровала их и завязала аккуратный узелок, а потом еще и двойной узелок.

— У вас ноги замерзнут, пока будем идти обратно, — прошептал Джейми.

Казалось, ей было все равно. Она закрыла глаза, а когда открыла, они все равно остались щелочками. Снегопад делал все вокруг тише и тише. Они затащили его в пруд и смотрели, как он погружается. Сначала раздался звук, будто вода заглотила тело, а потом ничего не было слышно. Только тишина.

— Иди домой, — сказала Розалина. — Иди. Мама будет беспокоиться.

Ему страшно не хотелось оставить ее вот так, босую, окровавленную.

Она наклонилась и поцеловала его прямо в губы, в знак благодарности.

Всю дорогу до дома Джейми Фаррелл бежал, неистовое дыхание отдавалось в ребрах. Сапоги и штанины у него были мокрые и грязные. В сапогах была вода из пруда, зловонная, холодная. Он дрожал и никак не мог остановиться. Хуже всего было то, что его ждала мать.

— Что ты так долго? — спросила Грейс. — Уже восемь пробило. Ты пропустил свою передачу.

Потом посмотрела на него повнимательнее.

— А где лопата?

— Я забыл.

Джейми повернулся к двери.

— Извини. Я сбегаю принесу, если хочешь.

Мать остановила его и посмотрела на него еще пристальнее.

— Я сама схожу. Делай домашнее задание и готовься спать.

— Я могу сгонять за лопатой утром, — предложил Джейми.

В душе он запаниковал. Но Грейс уже надевала пальто. Потом она влезла в теплые черные сапоги. После того как она ушла, Джейми направился в спальню, которую делил с братом. Было так, будто он только что проснулся от кошмара и вдруг оказался на слишком жарко натопленном втором этаже родного дома. Он подумал обо всех раненых и страдающих людях в этом мире, о людях, которых он даже не знает, и ощутил собственную беспомощность.

— Что, если я стал соучастником убийства? — спросил он Хэнка.

Тот лежал в кровати и в полусонном состоянии и пялился в учебник по истории.

— А что, если ты самый большой придурок из всех на земле? — ответил вопросом на вопрос Хэнк.