сна. Встречу пробовал перенести на вечер. Тогда сотрудники объяснили, что в случае его отказа явиться, им достанется строгий выговор. Ждали минут тридцать, пока он подогреет кипятильником воду, искупается и сам соизволит пойти.

Когда Алиас сел напротив Кутузба, то майор велел Казематба оставить их наедине и сразу же обрушил шквал оскорблений и претензий. Назвал его щенком и сосунком. Обвинил в превышении гражданских полномочий. Четче всего прозвучал упрек об уничтожении улик, без которых он развалил дело, которое он вот-вот раскроет. Алиас не ожидал свирепого тона Кутузба, но выслушал все спокойно, не перебивая. Майору на секунду показалось, что первостепенная задача, напугать Алиаса, выполнена. Но как только он договорил, Алиас поднял стул, на котором сидел, и со всего размаху врезал Кутузба по голове. Майор свалился, а Алиас продолжил бить его ногой с тем же остервенением, которым вчера били закладчика. Лишь забежавшие в кабинет Казематба и отряд остановили избиение. Алиаса посадили в карцер, а Кутузба с разбитым лицом доставили в городскую больницу.

***

Сарафанное радио быстро разнесло весть о случившемся. Уже через час возле здания милиции стали собираться люди. Каждый хотел помочь. Пекарь, вытащивший из печи первые буханки хлеба, передал их посылкой Алиасу. Соседи принесли закрутки и компоты. Ребята, скидывая поштучно сигареты, собрали десять блоков. Среди молодежи шли разговоры о штурме здания с целью освобождения друга. В противовес гражданским правоохранительные органы призвали подкрепление со всех отделений Страны души. Ситуация накалялась.

Кутузба, который отделался сломанным носом и большим отеком под глазом, поспешил вернуться на работу, посчитав, что люди, увидев его состояние, поймут законность задержания и разойдутся по домам. Прячась за спины сотрудников, он вышел к собравшимся и пригрозил всем разойтись. Угрозы никто не испугался. Напротив, весьма спокойно обсуждавшие свои намерения люди разгорячились и взбунтовались. В адрес майора полетели оскорбления и камни. Он едва успел забежать за дверь, где, выдохнув, потребовал силой разогнать толпу. Казематба, движимый страхом, намеревался выполнить приказ, однако вмешался Булавадзе. Он предостерег, что, если попробовать разогнать людей, то соберется еще большая толпа. И без того значимый гражданский перевес возрастет настолько, что спасти майора Кутузба будет некому. Булавадзе предложил себя в качестве парламентера. Кутузба и Казематба заверили, что готовы на любые компромиссы, чтобы сохранить честь мундира.

Булавадзе обошел милицейский заслон и встал перед негодующим обществом. Капитан не поддавался на эмоции, говорил взвешенно и спокойно, аккуратно понижая градус накала. Он объяснил, что Алиас разбил голову майору милиции у того в кабинете на глазах свидетелей. Что ни о каком освобождении, ни добровольном, ни насильственном, речи быть не может. Решать, кто прав или виноват, — прерогатива суда. В свою очередь, наделенный полномочиями выше стоящих руководителей, он пообещал, что содержаться Алиас будет в самых лучших из возможных условий. Что все допросы будут проходить в рамках закона, что проблем в еде и сигаретах он испытывать не будет. Шли переговоры о возможности передачи алкогольных напитков, но Булавадзе парировал просьбу, прокомментировав, что это может плохо сказаться на здоровье самого Алиаса. Диалог шел пять часов, только ближе к полуночи люди разошлись по домам, оставив гору продовольствия для передачи заключенным. Уставший от переговоров Булавадзе ушел вместе со всеми.

Когда Кутузба поздней ночью спросили, что можно дать Алиасу, он забранился, веля вместо еды надеть маски и избить.

Наутро потянулась в кровати Сабина, открыла глаза и сразу подумала о возлюбленном. Несмотря на вчерашний общественный резонанс, она и понятия не имела о случившемся. Позавтракав, отправилась на рынок, где они как бы случайно встречались каждый день. Сабина сразу заподозрила неладное. Мир стал другим. Все как-то подозрительно перешептывались. Искрение мухусские улыбки, к которым привыкла девушка, сменил оскал. И всюду преследующие ее сочувствующие взгляды. Не найдя Алиаса на рынке, она поспешила в кафе «Альбатрос». На набережной, на парапете под разбитым фонарем, встретила Инала.

Инал минут десять, не сгущая красок, рассказывал свою версию задержания Алиаса, чтобы не волновать Сабину. Начав со слов, что Алиас ни в чем не виноват, просто похож на кого-то, милиция до конца не разобралась, хотели вначале домашний арест, но он сам изъявил желание отсидеть, что содержится не как все, что все у него в полном достатке. А закончил тем, что уже готовятся документы по его освобождению. Сабина не успела еще никак отреагировать, как услышала голос, окликающий Инала. Обернулась, изо всех сил к ним бежал парень. Несмотря на тяжелую одышку, не теряя ни секунды, он выдал, что условия вчерашней дискуссии полностью нарушены. Что Алиасу не дали ни еды, ни сигарет, ни воды. Не перевели из карцера, а еще вдобавок пару раз ночью избили. И одним из тех, кто его бил, был Бута. Новость ошарашила и Инала, ведь встреча со знакомым произошла случайно. Инал уточнил, откуда информация. Источников оказалось несколько. Слова подтвердили, как и дежурная смена, так и сами заключенные. Сабина бросила на Инала негодующий взгляд. Теперь ему предстояло во всех подробностях рассказать Сабине о случившемся с самого начала.

***

Сабина рыдала в подушку в запертой на ключ комнате. Родители всячески добивались объяснений. Они и деликатно стучали с призывом открыть, и угрожали выбить дверь. Но все безрезультатно, Сабина не откликалась. Рев на несколько минут сменялся тишиной, в которой Сабина представляла ужасы, происходящие с Алиасом. Как только картина вырисовывалась в юном воображении, она снова плакала. Повторялось это несколько часов. Положение Алиаса было ужасно: он находился в карцере, ему не давали еду и лишь изредка под шумок поили водой. Но фантазия Сабины умудрялась накрутить ситуацию так, что реальность казалась сказкой.

Отец с матерью не находили места в гостиной. В отличие от дочери, они не обладали вообще никакой информацией, но наматывали себя не меньше. Чем дольше надрывалась дочь, тем страшнее становились их предположения. Обезумевшая мать, вырывавшая клоками волосы с головы, допустила, что дочь могли изнасиловать! После этих слов Максим Астахович, сжав кулаки, носился по углам, причитая: «Что я натворил, зачем привез сюда дочь». Ирина Анатольевна и не подумала успокоить мужа, согласившись, что переезд в Мухус был ошибкой, открыто коря мужа в алчности. Муж не отвечал нападкам, а молился, чтобы все прояснилось как можно скорее и благополучнее в первую очередь для Сабины. Он любил дочь больше жизни.

Плач