Маркус опустил взгляд и поклонился.

— Проблема в том, сир, что кардинал мешает мне выполнять мои обязанности.

Император вздохнул.

— Кого он желает отлучить от церкви на этот раз? — Заметив колебания Маркуса, он отрывисто бросил: — Говори все как есть, мы среди друзей.

Маркус состроил гримасу.

— Он требует выгнать значительную часть служащих замка, сир. Мы уже заменили двух мальчиков-пажей, его грума и молодую женщину, которая подавала напитки за вашим столом, а теперь…

— Почему?

На самом деле Конрад знал ответ на свой вопрос и задал его исключительно ради просвещения Виллема. Тот с любопытством поднял взгляд от чаши с вишнями.

— Он обвинил их в пагубных склонностях, сир, а женщину просто в разврате. Теперь требует убрать значительную часть мальчиков, которые прислуживают при омовении рук, и второго своего грума. Он сказал, что, если я не сделаю этого без промедления, он сообщит Папе, что вы держите при дворе гомосексуалистов и шлюх.

— А его святейшество нет? — проворчал Конрад.

— Сир… — Маркус опустил взгляд на домашние шлепанцы императора и откашлялся с видом притворного смущения. — Я не могу разогнать всех слуг только потому, что вашему брату не хватает силы воли держать руки подальше от самых привлекательных из них.

Виллем в шоке воззрился на него, но Конрад и Жуглет откинули головы и разразились громким хохотом.

— А я и не знал, что он пытается обуздывать себя, — сказал Конрад, сделав пажу знак подать еще вина. — Нелегко ему приходится.

— Это не смешно, сир. — Маркус по-прежнему не отрывал взгляда от обуви своего властелина. — Он выдвигает подобные обвинения и против некоторых придворных. Включая Жуглета.

Виллем снова удивленно вытаращился, а Конрад оборвал смех. Однако Жуглет, характерным для него жестом пожав плечами, сказал шепелявым девчачьим голоском:

— О господи, я польщен, что его преосвященство вообще заметил меня.

Конрад покачал головой.

— Маркус, ты не должен позволить ему выйти сухим из воды.

— Вряд ли я в том положении, чтобы отказать в чем бы то ни было брату императора…

— Хватит! — рявкнул Конрад. — Ты в том положении, чтобы именно это и делать… ты мой представитель, и если не в твоих силах поставить на место представителя Папы, то зачем ты вообще мне нужен? Нечего тут демонстрировать свое холопское происхождение, Маркус, доказывая тем самым правоту Альфонса относительно этого, а иначе столкнешься с очень неприятными последствиями.

Он схватил протянутый пажом бокал с вином и залпом осушил его. Чувствовалось, что он до крайности раздражен. Виллем ощутил неловкость из-за того, что стал свидетелем этой выволочки.

— Нельзя допустить, чтобы Павел хотя бы на мгновение вообразил, будто может как-то воздействовать на устройство моего двора. Верни слуг, которых он отослал, и доведи до его понимания, что не ему решать, кого удалять от двора, а кого приглашать сюда. И пришли нам еще фруктов. Виллему, кажется, эти вишни не слишком нравятся.

Маркус с угрюмым видом удалился. Немного расслабившись, Конрад переключил внимание на Жуглета.

— Николас будет ревновать. — Он криво улыбнулся. — Обычно для забав выбирают его. Он красивее тебя и лучше одевается.

— Но у него кожа не такая молочная, — почти пропел Жуглет и оттянул вверх рукав, обнажив предплечье, особенно бледное на фоне загорелой кисти. — В темноте это ценится выше.

Виллем подавленно смотрел, как его друг и монарх хохочут, словно расшалившиеся подростки.

По всему городу уже звонили к вечерне, когда Виллема отпустили с приглашением прибыть в замок к завтраку. Долгое путешествие и первый вечер при дворе вымотали его, а путь с горы до города был неблизкий. Ему хотелось одного — спать. Однако Жуглет вслед за Виллемом спустился во внутренний двор и дождался, пока тому вернут меч и коня, как будто рассчитывая на приглашение отправиться в гостиницу вместе и там продолжить кутеж.

Скорее из доброго расположения и благодарности, чем движимый подлинным энтузиазмом, Виллем пригласил друга сесть позади него на коня и таким образом добраться до гостиницы. Посланец Николас скакал на собственном жеребце, везя в деревянном ящике знаменитый шлем и показывая дорогу. Хотя она была хорошо обозначена и над городом мерцали огнями пять маленьких сторожевых башен, после наступления темноты спуск по крутому склону становился достаточно опасным.

Когда они в конце концов добрались до северных ворот города, на расстоянии примерно полумили от подножия горы, Николас протянул стражникам восковой отпечаток кольца Конрада, и их пропустили, хотя комендантский час начался уже давно. Дорога уходила во тьму, через тихий квартал ремесленников, мимо улицы Пекарей, позади церкви — самой большой, когда-либо виденной Вильямом, — мимо шатра ювелиров, через рынок, на котором днем торговали зеленью.

Из ярко освещенной гостиницы все еще доносился шум. На подходе к ней Виллем пропустил Николаса вперед, а сам остановил Атланта за воротами и какое-то время сидел, глядя в чистое ночное небо, пронизанное светом всплывающей над городскими стенами ущербной луны. Городской воздух здесь был плотнее, чем в открытом поле, однако совсем другой букет запахов немного взбодрил Виллема, и он подумал, может, не так уж и плохо, что Жуглет отправился вместе с ним.

— Жуглет, — заговорил он и сразу же почувствовал, как менестрель прижался к его спине, чтобы лучше слышать. — Без тебя мне в жизни не стать бы участником такого вечера, как сегодня. Я даже не пытаюсь делать вид, что понимаю, чем вызвано твое великодушное отношение ко мне, но, как бы то ни было, я очень, очень тебе признателен. Надеюсь, нынче вечером я тебя не разочаровал.

— Ты это серьезно? Все прошло потрясающе успешно!

Жуглет дружески потрепал его по плечу, сполз с коня и отскочил в сторону, чтобы оказаться подальше от мощного, крутого бедра животного. Внезапно у Виллема возникло странное чувство: спине, к которой только что прижимался менестрель, стало холодно и позади как бы разверзлась бескрайняя пустота.

Обычно к этому времени замок уже спал, но не сегодня, после такого затянувшегося ужина. Маркус, сидя за столом в своей приемной и слушая нудные ежедневные отчеты служащих, сквозь дверной проем заметил Альфонса Бургундского. Тот стоял на ступенях винтовой лестницы, по-видимому собираясь наверх, в свои апартаменты. В свете факела его волосы очень напоминали волосы Имоджин — такие же темные и волнистые; внезапно Маркус почти почувствовал ее локоны под своими пальцами. Он заставил себя отвести взгляд и выбросить эти мысли из головы.

Очевидно, другой причины остановиться здесь, кроме как бросить на Маркуса оценивающий взгляд, у Альфонса не было. Понимая, почему именно его рассматривают, сенешаль, обсуждая с начальником конюшни брожение конского навоза, постарался напустить на себя как можно более аристократический вид, хотя и сомневался в успехе.