Он задумался, почёсывая ухо пантеры, – та жмурилась, урча.

– Кстати, визирь… у нашего гостя есть жалобы?

Вельможа оторвался от отражения в зеркале.

– Слава Ахурамазде, гость в прекрасном настроении. – Борода визиря вновь подмела пол. – Правда, просится погулять… говорит, что устал сидеть в клетке, пусть даже и золотой. Он обожает наш город…

Артабан замолчал, глядя в красный потолок с подвесками из свечей. Из окон звучала мягкая музыка: ритмичное постукивание по барабанам – её играли рабы для создания хорошего настроения.

– Ну что ж… – благосклонно шепнул Артабан. – Почему бы и нет? Выведи его из дворца после наступления сумерек, как обычно. Тиберий заплатил за гостя чистым золотом: покойнику не откажешь в мудрости. Недоброжелатели, ищущие этого человека, не сунутся во дворец злейшего врага Рима. Иди к нему, уже скоро стемнеет. Пусть стража отведёт гостя по его выбору – либо на базар Трёх Рек, либо на Рынок Прелестниц, либо на Конную площадь у храма Ахурамазды. Ступай и скажи главному жонглёру – я жду её, она может войти.

…Тяжело поднявшись с колен, визирь замер в поклоне и тут же исчез за зеркальной дверью. Вместо него в тронном зале появилась средних лет женщина с толстыми губами, сладким взглядом и грудью на зависть арбузам. Танцы парфянских жонглёров были популярны далеко за пределами царства. Эти люди умели ходить по канату, плеваться изо рта огнём, искусно выпускать из ушей цветную пыль и делать другое, неподвластное разуму. Суеверные римляне называли эти колдовские штуки «эффектус». Пав на колени, женщина поцеловала зеркальный пол у подножия трона с истовой страстью.

– Здравствуй на тысячу лет, о царь царей!

– И тебе приятной жизни, Спилурберия, – приветствовал её Артабан мелодичным голосом. – Я возлагаю большие надежды на жонглёров, они для меня – важнее, чем армия. Ведь благодаря жонглёрам и «эффектус» парфянский образ жизни известен во всём мире, и народы мечтают ему подражать. Не будь вас, кто знал бы о нашем тёмном напитке из жареных орехов, что на вкус не лучше коровьей слюны? Но жонглёры славят его, и другие царства платят за этот напиток золотом. Скажи, чем скоро порадуют меня твои люди?

Женщина с опаской покосилась на леопардов.

– Жестокими зрелищами, о царь царей. – Она звякнула браслетами на руках. – Будет много огня и криков, а лучшие девушки обнажат свои груди, купаясь в крови врагов. Мы расскажем языком танца страшную историю: как злые римляне пробрались в Парфию, чтобы испортить нашу жизнь и свергнуть царя с Павлиньего трона. Из охваченного хаосом Рима наши враги вывезли колдовской меч для уничтожения Парфии… однако смелые парфянские воины объединились, чтобы…

Артабан нетерпеливо, с досадой взмахнул рукой.

– Прекрасно, женщина. Это, конечно, уже было сто раз. Но славно, что жонглёры вернулись к Риму как образу нашего главного врага. Мне не очень нравились представления, где врагами выставляли кочевников либо стада верблюдов. Римляне, конечно, привычнее – и это принесет нам дополнительные сборы треугольных монет. Жалую тебе благовонное масло. Однако помни – я хочу что-то новенькое.

– О да, лучший из царей, – улыбнулась Спилурберия. – У меня есть сюжет для танца жонглёров, пускай и без огня, но всего за десять тетрадрахм. Это – про любовь. Мужчина и женщина волею случая знакомятся на улице в Ктесифоне. Он – владелец невольничьего рынка, и она – простая рабыня, но он об этом не догадывается…

Лицо царя сделалось таким, будто он сел на дикобраза.

– Эти двое влюбляются, ссорятся, а после мирятся, он её покупает, сечёт на конюшне и они живут долго и счастливо? – кисло спросил Артабан. – Да я дней на свете прожил меньше, сколько раз уже видел этот танец жонглёров, Спилурберия. Спору нет, женщины готовы смотреть такой навоз бесконечно… но должен же быть предел!

– Нет никакого предела, царь, – жёстко ответила Спилурберия, не убоясь рыка леопардов. – Если зрители платят золотом, жонглёры будут показывать подобные зрелища. Пока сами не посинеют.

Артабан уяснил: даже с пантерами у трона – он бессилен. И сам Ахурамазда не заставит жонглёров придумать новый сюжет.

– Пусть будет по-твоему, женщина. Главное – ведь не только мы едим навоз, но и римляне тоже… и даже такие убогие зрелища славят жизнь Парфии. Но этого недостаточно. Мой приказ тебе: думай о ярких зрелищах, что прославляли бы роль парфянских воинов в победе над злобными римлянами. И тогда ты обретёшь мечту своей жизни – золотую статуэтку Ахурамазды, а толпа визирей будет аплодировать тебе… Армия жаждет поддержки жонглёров. Теперь покинь меня, я жду генерала Митридата. И это – моя последняя беседа на сегодня.

…Митридат столкнулся с Спилурберией в дверях – та явно пребывала не в настроении. Генерал был особенно обожаем леопардами, они сразу заурчали, едва завидев своего любимца. Повалившись на колени, Митридат зашептал Артабану, как страдает армия Парфии от атак кочевников на побережье, где добывается ценный пурпур.

– Во имя Ахурамазды, что является мне во снах… – вздохнул Артабан. – Это непреложный факт – весь пурпур должен принадлежать Парфии, а другие царства владеют им лишь по недомыслию. Наглость кочевников удивляет. Вместо того, чтобы молиться на парфянскую культуру и благодарить, что мы снизошли до их пурпура, – они осыпают нас стрелами. Величие Парфии незыблемо. Дикарям же лучше, если они станут провинцией нашего великого царства, как та же Колхида. Там такой смешной царёк, как попугайчик. С руки ест.

– Коварство Востока, о царь царей. – Шепот Митридата походил на шуршание. – Они берут наши треугольные деньги, а потом на них же покупают копья и стрелы. Впрочем, у Рима схожая проблема. Проще купить тамошних сенаторов, тем паче что имеется хороший выбор. Правда, тетрадрахмы не всегда несут успех. В Риме через наших агентов мы тратим огромные деньги, но разве мятеж у храма Юпитера под знаменем «Долой цезаря!» хоть раз собрал сто человек?

Царь в раздражении спихнул леопарда с лестницы.

– О великий Ахурамазда… И когда мир поймёт, что надо жить по-парфянски, есть по-парфянски, говорить по-парфянски и делать то, что желает Парфия? Мы кормим этих безумцев мёдом, а они ещё и плюются. Ты свободен, о Митридат. Мне пора принимать омовение.

Артабан, сняв одежду, совершенно обнажённый прошёл к реке – она протекала прямо в зале, заботливо нагретая верными слугами[27]. Он погрузился в её воды, пытаясь забыть огорчения трудного дня.

…В это же время человек, сопровождаемый тремя воинами в доспехах, покинул южные ворота дворца. Лет под сорок, с длинными волосами и бородкой, одетый в тунику из дешёвой ткани, едва ли не из мешковины. Остановившись и посмотрев в звёздное небо, он с наслаждением вдохнул воздух начинающейся ночи. Воины ждали. Любой, кто хоть раз бывал в гроте у Масличной горы в Ерушалаиме, отметил бы – незнакомец потрясающе похож на Кудесника.