– Вот интересно, – криво улыбнулась Яна, – ты в самом деле ничего не понимаешь или подлец от природы?

– Почему вдруг подлец? Чего ругаешься? Что я такого сделал? Ты мне всегда нравилась! Я тебе это сто раз говорил! – Для убедительности он хотел было ввернуть свое спасительное «не так ли?», но вовремя сообразил, что не стоит, поскольку вряд ли американцам приходилось бывать в такой сложной ситуации.

– А целоваться зачем полез?

– А потому что душа попросила! Можешь ты это понять?!

– Вспомни-ка, Колька, хорошенько, кто тебя на самом деле попросил, твоя личная душа или Юлия Широкова?

– Ну... если уж ты все хочешь знать, то... да! Мы сегодня... случайно... шли вместе с Широковой из школы и разговорились про тебя. Она сказала, что ей меня жаль, оттого что я по тебе сохну, а ты ничего не замечаешь...

– Ну! И что было дальше?! – угрожающе произнесла Яна.

– А дальше... ну... она, кажется, спросила, пытался ли я тебя поцеловать... а я сказал, что нет...

– А она?

– А она сказала, что неплохо бы попробовать, потому что, может быть, это тебе докажет, как сильно я тебя люблю и... вообще... вполне может тебе понравиться и сблизить нас с тобой...

– Она тебя именно сегодня призывала попробовать?

– Ничего она не призывала, – недовольным голосом отозвался Брыкун. – Я и сам давно хотел... А она только сказала, что не надо откладывать это дело в долгий ящик, потому что... ну, в общем... потому что твой граф может вперед меня успеть, и дело может сразу оказаться для меня тухлым...

– Какой же ты, Колька, идиот! – Яна закрыла лицо руками.

– А что такого?.. – вяло пробубнил Брыкун, и она поняла, что до него наконец начал доходить смысл блестяще проведенной Юлькой операции.

Колька помолчал немного, а потом вдруг сказал:

– Хочешь, я скажу ему, что ты ни в чем не виновата?

– Это не поможет. – Яна отняла от лица руки и посмотрела в зеленые глаза Брыкуна.

– Почему?

– А ты бы при такой ситуации поверил, что я ни при чем?

– Тебе – поверил бы! – убежденно сказал Колька.

– А он не поверит.

– Почему?

– Потому что он гораздо хуже меня знает, чем ты.

– И что же теперь делать?

– Нет! Вы посмотрите на него! – всплеснула руками Яна. – Он мне, можно сказать, сломал жизнь, а теперь еще и спрашивает, что делать.

– Ну... я вообще-то могу тебе предложить, что делать, только ведь ты не согласишься...

– Излагай свое предложение! – усмехнулась Яна.

– Я считаю, что раз уж так вышло, то, может быть, и наплевать на этого... твоего графа, а? Раз уж у него мозгов не хватает разобраться, где ты виновата, а где – нет. Мне кажется, что я ничем его не хуже. Я бы, кстати, сразу понял, в чем дело!

– Колька! Раз ты без конца говоришь мне о любви, значит, знаешь, что она такое?

– А то! – солидно отозвался Брыкун.

– Так вот: мне нужен только Витя и никто больше! Запомни это!

* * *

– Яна, он ничего не хочет слушать, – огорченно сказала Таня. – Я уж и так, и эдак... Ничего. Он будто каменный. Юра тоже пытался с ним поговорить. Все бесполезно.

Яна молчала. Что тут скажешь? Витя проходил мимо нее, как мимо стены, или шкафа, или стенда с результатами успеваемости их средней школы. Она несколько раз порывалась остановить Шереметьева и поговорить, но он кривился, как от зубной боли, и даже не замедлял шага.

Яна долго раздумывала, почему же в этой – такой ужасной! – ситуации ей не хочется бежать за цианистым калием или просроченными таблетками, и вдруг поняла. Она должна принести себя в жертву своей любви. Умереть – слишком легкий выход. Она, Яна Кузнецова, должна жить, чтобы страдать. И она будет страдать изо всех сил, и Витя в конце концов все поймет. Не сразу, конечно, но все-таки обязательно прочувствует, что она ни в чем не виновата. И он вернется к ней, и примирение их будет таким счастьем, которого они оба никогда еще не переживали. И ради этого стоит жить.

– Янка! – запыхавшаяся Самохина влетела в квартиру Кузнецовых. – Я видела Витькино кольцо!

– Ты же не знаешь, как оно выглядит!

– Ты столько раз про него рассказывала, что мне кажется, будто я его уже сто раз видела.

– И где же ты его обнаружила?

– Я сейчас бегала в школу, потому что забыла дневник в кабинете биологии. А там девчонки из 10-го «А» полы мыли. Вернее, они в тот момент швабры с тряпками как раз побросали и разглядывали что-то блестящее, а Вика Назарова как раз говорила про сапфир и восемнадцатый век.

– Бежим! – воскликнула Яна и сдернула с вешалки куртку.

Но кабинет биологии оказался уже закрытым. Яна хотела бежать в учительскую, чтобы попросить у кого-нибудь из преподавателей Викин адрес, но Назарова вдруг собственной персоной выплыла из соседнего кабинета. Кузнецова сразу узнала Витино кольцо, сверкающее на ее пальце голубыми искрами в свете яркого весеннего солнца.

– Вика, откуда у тебя такое чудесное украшение? – спросила Яна.

Назарова снисходительно посмотрела на малолетних восьмиклассниц и небрежно проронила:

– По наследству досталось.

– Ты слишком неосторожна, – продолжила Яна.

– Что? – насмешливо оглядела подруг Вика. – В каком это смысле?

– В прямом! У тебя на пальце, конечно, наследство, только не твое. Тебя могут обвинить в воровстве.

– Ну-ка, ну-ка... Нельзя ли поподробнее?

– Пожалуйста! Я не знаю, откуда у тебя кольцо, но мне точно известно, кому оно на самом деле принадлежит.

– И кому же? – С Викиного лица исчезло выражение презрительного высокомерия.

– Я скажу тебе, если ты признаешься, где его взяла.

– А если я не хочу с тобой это обсуждать?

– Тогда я вынуждена буду сказать о кольце его владельцам, а они, скорее всего, заявят в милицию, – твердо сказала Яна, а верная Таня встала к ней поближе, чтобы Назарова не сомневалась, что они вместе и заодно.

– Интере-е-есно, что же мне сделает милиция? – Вика уперла руки в боки и разглядывала подруг, как диковинных зверей. – Ну, допустим, приврала я про наследство. И что? Я это кольцо, между прочим, купила самым честным образом, на что, по-моему, имею полное право. И ни милиция, ни тем более вы мне не указ!

– Вика! Это кольцо ищут. Его нельзя было покупать! Сколько ты за него заплатила? – Яна чувствовала, что вся дрожит от волнения.