обуял… Готов был их всех голыми руками порвать!

— Знакомое чувство… У меня тоже иногда случаются слабо контролируемые приступы невероятной, жуткой, всепоглощающей ярости. Как увижу разорённые сёла, поля, сплошь и рядом изрытые братскими могилами, так и хочется вскочить в танк и давить на ходу фашистскую гниду…

— Согласен… Давить и гнать до самого Берлина!

— Думаешь, дойдём?

— Не сомневаюсь!

— Скорее бы… Я, кстати, с родным братом Зои на фронте пару раз пересекалась. Санькой его звать. Александром.

— Выходит, вы тёзки?

— Ага…

— И что он, такой же лихой боец, как его сестра?

— По крайней мере — не хуже. Наш парень, танкист, закончил училище в Ульяновске[67].

— Вот как? Стыдоба, конечно, но я о его существовании и слыхом не слыхивал… Куда только политинформаторы глядели? А вы, часом, ничего не придумали, товарищ капитан?

— Всё точно. Он на КВ воюет. Что, как известно, означает "Клим Ворошилов".

— Так! Что вы там говорили про курицу?

— Какую ещё курицу?

— Безмозглую.

— Курица — не петух.

— Стоп. Хватит. Так можно в такие дебри забраться, ни один спец по крепкому слову не разгребёт.

— Принимается… КВ, между нами, отличная машина. Но явно недооценённая…

— Возможно.

— Мощная, тяжёлая, но вместе с тем довольно маневренная, даже юркая…

— Я бы не сказал!

— Снаряды от её брони, между прочим, отскакивают, как горох от стенки.

— В курсе… Только вот, по мнению некоторых, сведущих в бронированной технике товарищей, в первые дни войны наши доблестные командиры чаще использовали эти непробиваемые чудища не для ведения боевых действий, а для эвакуации с поля брани драгоценных собственных тел.

— Как ты говоришь: было дело, — тяжело вздохнув, согласилась с начинающим интеллектуалом Самусенко. — Но нам с Владимиром Николаевичем столь очевидные, как он говорит, косяки пришить точно не удастся. Равно как и к лейтенанту Космодемьянскому. Кстати, знай — на броне его КВ, насколько мне известно, красуется уникальная надпись личного характера…

— Какая?

— "За Зою!"

— Круто! — Иван наклонился и, изловчившись, за один миг сорвал целую охапку разных — синих, жёлтых, розовых луговых цветов; после чего учтиво поклонился и вручил букет своей очаровательной спутнице.

— Спасибо, — как-то растерянно пробормотала та, видимо, не ожидая от зелёного юнца подобной прыти. Или наглости? Но быстро пришла в себя и спокойно продолжила: — Ты вот что… Командира своего береги. Таких отчаянных раз в сто лет русская земля рожает. А иные земли и раз не могут!

— Есть беречь, товарищ капитан!

— Как говорит Фёдор Петрович…[68]

— Липатенков?

— Он самый. Ты уже познакомился с ним?

— Нет. Что вы!

— Давай на "ты". По крайней мере, в личных беседах. Один на один. Мы же почти ровесники!

— Давай… У него таких, как я, тысячи… Видел как-то раз издалека и то одним оком.

— Почему одним?

— Да так, к слову пришлось… А если честно, напоролся на сучок, когда в лесу дурачились… Мол, кто кого… Две недели после того ни хрена левым глазом не видел. Слава богу, всё наладилось — со временем!

— Веруешь?

— Ну да… А как же иначе?

— Тогда должен знать, что Господа не стоит поминать всуе.

— Понял. Исправлюсь…

— Чтобы ты понял, каков человек наш комбриг, скажу лишь, что он лично выписывал на Володьку представление к званию Героя Советского Союза… Многие не советовали этого делать, мол, босяк, бывший урка, что скажет партийное руководство, а он не убоялся и таки настоял на своём. Мол, кому ж тогда Героя давать, если не Володьке?

— Молодец! Всё верно подметил. Хотя, думаю, не шибко он и рисковал… Ты можешь и не знать, но у Подгорбунского сложились прекрасные отношения с самим товарищем Попелем…

— Членом Военного Совета армии?

— Так точно.

— Влиятельная фигура… Но я не о нём. Стоп! Чего вдруг мне вспомнился Фёдор Петрович?

— Не помню.

— Совсем из башки вылетело…

— Это я виноват. Перебил на ровном месте, прошу прощения…

— Вспоминай, о чём это я хотела сказать, заглаживай вину…

— Так… Сейчас… Постараюсь… О! Ты сказала: "Как говорит наш комбриг…", и мы переключились на другие темы.

— Точно… Я хотела передать однажды высказанное им мнение о твоём командире. О Володьке. Ещё актуально?

— Да.

— Цитирую: "В бою он — сущий дьявол. Такое иногда сотворит, что прямо не верится", — вот и вся, в сущности, характеристика. Короткая, но ёмкая.

— Что ж… Я лично по поводу такой оценки возражений не имею. Готов подписаться под каждым словом.

— Да кому нужна наша с тобой готовность? Там, наверху, всё без нас за нас решат.

— Это точно!

— А знаешь, сколько фрицев Подгорбунский лично положил на полях сражений?

— Никак нет.

— Много, на пальцах не сосчитать! Только в одной недавней вылазке за линию фронта троих застрелил, а ещё троих зашиб рукоятью пистолета. Младший сержант Никифоров всё это детально помнит и с радостью подтвердит, можешь поинтересоваться, если хочешь.

— Никифоров — это тот злобный шутник, что вернулся недавно из госпиталя и теперь ждёт новую машину?

— Ага.

— Ладно, спрошу при первом удобном случае.

— Не забудь, интересное было дело и познавательное… А пока суд да дело — послушай ещё одну байку…

— С удовольствием. Насчёт поговорить, как я погляжу, ты, сестрица, — мастерица!

— Это правда, баба всё-таки… Эй, ты где, Ванюшка?

— Да здесь, я… Здесь… Костюм напялить пытаюсь…

— Погоди-ка… — неожиданно остановила его Александра.

Громак недоумённо обернулся.

Позади него в окончательно растаявших сумерках наблюдалась какая-то непонятная, как любил говорить его теперешний командир, "движуха".

Внезапно над головой что-то просвистело.

И вдруг — как рванёт, как бахнет! Совсем рядом, где-то между ними и скопищем солдатских палаток.

После этого в тёмное ещё небо со стороны штаба ярко взвилась красная сигнальная ракета.

— Похоже, кончилась наша с тобой песня, товарищ сержант, не начавшись, — только и обронила Самусенко, бросаясь в сторону стоянки танков.

Как показалось самому Ивану — сказано это было с явными нотками сожаления в нежном, желанном, сладостно-певучем голоске!..

11

В тот день на их участке фронта фашисты затеяли нечто грандиозное, но в то же время труднообъяснимое. По мнению Подгорбунского — просто перепились и перепутали своё бегство на запад с подзабытым "дранг нах остен", что, как известно, в переводе на великий и могучий, означает "натиск на восток". Так или иначе, планы врага удалось сорвать, попытку контратаки — пресечь.

А когда всё стихло, высшее командование прислало за Володькой посыльного. И уже в штабной землянке Фёдор Петрович Липатенков поставил перед ним новую задачу, мало чем отличавшуюся от предыдущих: "Разведать правый фланг в направлении на запад вплоть до города Бучач[69] и постараться захватить его".

Мол, "дело