трудное, потому тебе и поручаем".

Да… Ещё… "Будь крайне осторожен: где-то там обретаются старые знакомые из элитной эсэсовской дивизии "Адольф Гитлер"[70], разбавленные остатками "Тотенкопфа"[71]. Мы их всё бьём-бьём, но никак окончательно добить не можем".

— Сделаем! — как всегда предельно коротко заверил командир разведчиков и, вернувшись к себе, принялся в окружении самых доверенных бойцов анализировать карту местности, иногда высказывая вслух свои замечания и сомнения.

— Чёрт… Далековато, — скоро он пришёл к удручающему выводу. — И рельеф не самый идеальный: бесконечные холмы, овраги, малые речушки, как здесь говорят "потичкы", ударение на последнем слоге. Чтоб вы знали, — это уменьшительное от нашего слова "потоки"… В столь сложных условиях можно запросто напороться на засаду!

Но приказы, как известно, не обсуждают.

Их выполняют.

Поэтому уже в три часа ночи Подгорбунский поднял всех своих ребят по тревоге и коротко, сообщил:

— Всё, братцы! Выступаем на Бучач двумя машинами. Командиры — Висконт и Васильченко.

О задачах и целях предстоящей операции сообщу в пути!

— Есть! — дружно рявкнули бойцы.

— Громак!

— Я.

— Поведёшь один из танков.

— Слушаюсь.

— Всё. Вперёд, друзья! Так любит говорить генерал Лелюшенко[72], в лексиконе которого, похоже, только это единственное словцо и осталось!

— Для русского полководца — вполне достаточно. Самый знаменитый из них — Суворов — тоже обходился немногими фразами. "Атаковать! Победить! Вперёд!" — перехватил инициативу Иван, но капитан его прервал:

— По коням!

Больше ни слова не говоря, бойцы заняли свои места, и соскучившиеся по бездорожью танки дружно рванули в темень.

Да… Ещё… От себя добавлю.

Наши старые знакомые: Катуков и Лопатенков уже однажды освобождали Бучач — теперь уже в далёком 1939-м.

А вот Подгорбунский и его разведчики оказались в этих местах впервые…

* * *

С самого начала дела вроде бы пошли неплохо. Не совсем по маслу, но более-менее прогнозированно.

Разведчики по мощёной дороге без каких-либо эксцессов добрались до затерянного в лесах небольшого, но очень аккуратненького, ухоженного населённого пункта — то ли посёлка (или, как здесь говорят, сэлыща — большого села), то ли маленького городка.

Расспросили тамошних "мешканцев"[73]; те в один голос заверили, что ещё вчера немецкие танки находились в черте их местечка.

Но вечером куда-то девались.

Проще говоря, по-русски, по-нашенски: были — да сплыли!

— Далеко уйти они не могли. Давай, Ваня, сворачивай с большака на просёлок!

Под прикрытием густого тумана Т-34 послушно съехал с шоссе и чуть ли не вслепую помчал вперёд параллельным курсом вдоль всё время остававшейся справа главной дороги.

За ним на расстоянии в несколько десятков метров следовала вторая бронированная машина разведчиков.

Как вдруг впереди что-то ярко полыхнуло. Спустя несколько мгновений — ещё раз. Затем — снова. Сбоку и сзади. Совсем близко…

Но не попали ни разу!

"Враг издалека слышит урчание нашего двигателя, вот и лупит наугад по основной трассе — Догадался Владимир Николаевич. — А мы идём по более-менее безопасному маршруту слева от неё!"

— А ну, Колян, дай по вспышке!

— Есть! — мгновенно откликнулся лейтенант Васильченко.

"Бабах!"

Краснозвёздный железный исполин, содрогнувшись, громко "выплюнул" снаряд и с ещё большим остервенением пополз вперёд — прямо на горящий в засаде "тигр", на стволе которого Громак насчитал 18 колец: значит, столько наших танков погубили эсэсовцы "Адольфа Гитлера", до роковой встречи с парнями Подгорбунского, гонявшимися за ними, как сообщил Липатенков, ещё с Курской битвы.

Но всему приходит конец.

Око за око.

Зуб за зуб.

Поквитались — и вперёд, как можно дальше, чтобы успеть до рассвета сделать как можно больше! Ночь — самый верный союзник разведчика.

В сумерках успели преодолеть еще десяток километров.

А когда окончательно рассвело, перед ними предстала запряжённая двумя лошадьми подвода, на которой в одном направлении с нашими бойцами "путешествовали" пятеро немцев. Заметив вражеский танк, они бросились наутёк в сторону реки по непролазной пойме. Весеннюю распутицу никто не отменял!

И хоть всем известно, что "танки грязи не боятся", в таком болоте могли увязнуть даже вёрткие и чрезвычайно маневренные "тридцатьчетвёрки"!

Что делать?

Старший сержант Дмитрий Лукин предложил "не париться" и расстрелять убегающих из автоматов, однако Подгорбунский, как известно, никогда не искал легких путей.

— Федоров, Жариков, Анциферов, Никитин, Мазуров — за мной! — громко распорядился он и первым бросился вдогонку за фрицами.

Возвращаться из разведки без "контрольного пленного" было не в его правилах!

Не поняв своего "счастья", фашисты первыми открыли огонь по преследователям.

И снова, как говорится, — мимо кассы!

Что это с ними? Пуляют то из танковых пушек, то из стрелкового оружия — и всё время в "молоко". Совсем к концу войны утратили квалификацию, гады!

Наши дали пару очередей в ответ и таки прикончили одного из неудачников.

Ещё одному удалось бежать.

Остальных взяли в плен.

Двое из них были в маскировочных халатах без опознавательных знаков, а третий — при полном параде, в офицерской фуражке с черепом и костями на околыше.

СС! Этих ни с кем не спутаешь!

— Фёдоров, поди сюда!

Восемнадцатилетний юноша из Подмосковья, только-только закончивший школу — на целый год младше Громака! — ходил у Подгорбунского в переводчиках.

— Допроси старшего.

— Есть!

— Ну что он там шваргочет?

— Говорит, что, как и мы, — разведчик! Коллега, блин… Из "братской" дивизии "Адольф Гитлер".

— О, какой калиброванный тварёныш попался… Не зря говорят, что некоторых из них набирали туда прямиком из личной охраны фюрера…

— Спросить?

— Не надо! О! Снова закудахтал… Чё ещё он хочет?

— Просит не убивать… Дома, мол, дети малые остались! Два сына и дочка.

— А о наших детишках он думал, когда сюда шёл?

— Перевести?

— Нет. Спроси, что у них в Бучаче? Какие силы собраны? Где? Чем вооружены?

— По его словам, в городке полным ходом идет эвакуация тылов дивизии, войска и техника поспешно грузятся в эшелоны. На восточной окраине оставлен заслон — два танка, четыре орудия и пехота.

— Скажи, если соврал, я лично ему башку снесу!

Побледнел эсэсовец, видимо, за годы войны научился немного понимать великий и могучий, и стал на ломаном русском клясться, что сказал чистую правду.

Володя чуть ли не пинками затолкал троих пленных на один из танков, а командиру машины — старшему лейтенанту Висконту — приказал:

— Доставишь их в разведку корпуса и догонишь меня на подступах к Бучачу.

— Есть!

— Смотри, Лёха, за фрицев отвечаешь головой…

— Да, понял я, командир, понял — не впервой!

— И чтоб никаких несчастных случаев по пути с ними не случилось, ясно?

— Так точно!

— Не хочу, чтобы моих орлов особисты, как меня, через день на допросы таскали.

— Всё