— Учись, пока я жив, — пробормотал Футболист невнятно, он не мог понять, всерьез Караган вещает насчет хорошей головы или это обычная подначка, некая форма подтрунивания.

Караган выпил еще коньяку, очередную опустошенную бутылку швырнул себе под ноги. Поднялся с места.

— Решено! Пропеллера к ногтю, Ибрагишку выкрадем и на дно Волги пустим — пусть сомы схавают его.

Футболист втянул сквозь зубы воздух, шумно выдохнул и пружинисто, будто бы подброшенный чем-то изнутри, вскочил, вывернул руку, чтобы Карагану был виден циферблат часов, стукнул по стеклу пальцем.

— Я опаздываю на тренировку, — произнес он и исчез.

Сторожа городского морга нашли утром храпящим в кустах — храпел он так, что вороны, жившие на здешних деревьях, поспешно покинули свою родовую территорию. Ворота морга были открыты, колючее утреннее тепло вползало в помещения, размораживая покойников. Время было уже позднее для рабочей Астрахани — половина девятого. Сторожа немедленно растолкали.

— Эй, дядя!

Тот долго не хотел просыпаться, отчаянно лягался, не открывая глаз, хватался пальцами за обломки кирпичей, валявшиеся рядом:

— Счас как врежу!

Наконец он пришел в себя, сел, ошалело закрутил головой:

— Где это я?

— На своем рабочем месте.

— Ы-ыыы! — взвыл сторож и поперхнулся воздухом. Прокашлялся. Схватился руками за голову. — Что это со мною было, а? Не пойму что-то.

А произошла простая вещь. Поздно вечером сторож скучал на деревянной скамеечке, установленной подле ворот морга, покуривал дешевые папиросы, давил комаров да мечтал о светлой жизни, об удачах и выигрышах — все это, к сожалению, обошло его. Как вдруг сторожа окликнули:

— Эй, дядя! Третьим будешь?

Сторож швырнул окурок в крапиву и, откашлявшись, произнес солидным голосом:

— Я при исполнении.

Любители выпить — их было двое, — держа в руках бутылку ноль семьдесят пять, рассмеялись:

— Кто же нынче не пьет при исполнении?

— У меня это… — сторож помял пальцами горло, — я кошелек дома забыл.

— Да мы тебя и без кошелька в свою компанию примем. Нам третий нужен.

— Что, вдвоем со стеклянной королевой не сумеете справиться? — сторож ухмыльнулся: сравнение бутылки водки со стеклянной королевой ему понравилось.

— Справимся. Только ноль семьдесят пять на двоих — это многовато, а на троих — самый раз.

Сторож подумал, что красть в его хозяйстве все равно нечего, покойники никому, кроме родственников, не нужны, грабить в морге тоже нечего, если только железный стол, на котором патологоанатомы разделывают трупы, но на этот стол может покуситься только сумасшедший, и сторож махнул рукой:

— Ладно. Подгребайте сюда!

Любители выпить подгребли. Симпатичные были ребята, неплохо одетые, в дорогих кожаных баретках с английским рантом — в чем, в чем, а в обуви сторож разбирался, поскольку несколько лет башмачничал в мастерской индивидуального пошива. Новые знакомые сунули сторожу прозрачный пластиковый стакан:

— Держи!

Тот принял стакан в руку, аккуратно отклячил мизинец — знай, мол, наших, — подставил посудину под струю:

— Наливай!

Сторожу налили. До краев, так что стаканом ни шелохнуть, ни пальцем его стиснуть было нельзя — водка выпирала из хрупкой пластиковой плоти. Сторож, держа стакан на весу, вытянул шею, будто гусь, — она у него сделалась неестественно длинной и гибкой, не шея, а пожарный шланг — и шумно, в один прием отхлебнул водку из стакана.

Молодые люди зааплодировали:

— Молодец, дядя!

Сторож скромно потупился.

— Мы и не такое еще могем.

Короче, он показал этим детсадовцам класс, продемонстрировал, как настоящие мужики пьют водку, у тех от удивления только рты широко распахнулись. За первой бутылкой последовала вторая, появилась словно бы по мановению волшебной палочки: ребята, видать, богатые были, из этих самых… из коммерсантов, денег на «жидкий хлеб» не жалели.

В общем, сторож не помнил, как улегся спать на голой земле под кустами. Хорошо еще, что лето было, земля хранила тепло до самого утра — ничего себе не застудил.

— Блин Клинтон! — горестно воскликнул сторож, увидев дверь подопечного ему заведения открытой, запустил пальцы в волосы, словно бы хотел приподнять самого себя за голову. — Это кому же понадобилось дверь открывать? Мои дохляки запросто разбегутся!

Шатаясь из стороны в сторону — слишком нетвердой была под его ногами земля, — он побрел в морг пересчитывать трупы.

Одного трупа не хватало. Сторож вновь горестно взвыл, схватил себя за волосы. На вой примчался врач-патологоанатом, он совмещал две ставки и временно являлся заведующим моргом, тоже попытался схватиться за волосы, но волос не было, они давно облетели, вместо них под пальцами гладко затрещала кожа: темя было гладким, как колено.

— Блин Клинтон! — потерянно повторил он за сторожем. — Трупец сбежал! — смерил красными злыми глазами сторожа с головы до ног. — Ну смотри, дед! Если явятся родственники и потребуют выдать им исчезнувшего жмура — сам вместо него в гроб ляжешь. Понял?

— Блин Клинтон! — снова горестно воскликнул сторож.

Перспектива лечь в гроб за чужого человека его не устраивала, и он помчался к железным нарам, на которых, высунув наружу голые отвердевшие ступни, лежали покойники, и начал опять пересчитывать их.

Неужели один все-таки ожил и убежал?

Завтрак на базе, в комендантской полуроте, по распорядку дня начинался в восемь тридцать. Следом за матросами кормился разный подсобный люд. Затем звери, состоящие на довольствии: пес Черныш, которого последние две недели держали на берегу: как дополнительную караульную единицу, хотя пес, сходив один раз в плавание, выл и просился туда снова, и кот Каляка-Маляка. И только потом наступала очередь разного проштрафившегося люда — нарушителей, штрафников, арестантов, дезертиров. Для них на дне котлов оставалось разное вкусное густотье, суповая кашица и шкварки от рисовой затирухи, заправленной говяжьей тушенкой, так что обычные матросы штрафникам могли только завидовать.

Через минуту матросик, дневаливший на кухне, с испуганным кудахтаньем выскочил из глухого коридора, в котором находилась комната, выделенная под КПЗ — камеру предварительного заключения. С подноса сорвалась кружка с компотом и с грохотом покатилась по полу.

— Товарищ командир! Товарищ командир! — отчаянно заблажил матросик.

Руки он не мог оторвать от подноса, только делал кивающее движение головой, бросая ее вбок и назад.

— Там… Там…

— Чего там? — недоуменно нахмурился выбежавший на вопли матросика дежурный. — Что случилось?