взгляд на князя. Тот весь в крови. Брызги на щеках, на золоте колец. Запутался. Поддаваться сомнениям нельзя, он это прекрасно знает. Но сил сейчас не хватает.

— Он ударил тебя? Я не успел?

— Т-ш-ш… Тише-тише. — Алексей разбирает и растерянность, и недоверие на красивом лице. Неудивительно. Но как некстати. Из-за этого сопляка Титай может замкнуться для мира. Ты держись. Держись, мир намного больше и прекраснее, чем узкий круг трусов и лицемеров. Достаточно вырваться из него, и для этого осталось сделать лишь шаг. Может, самый трудный, но всего шаг. Как жаль, что впечатление о жизни люди так часто складывают из пары бед, а не десятка радостей. — Это не моя кровь. — Князь стирает большим пальцем алые капли с кожи. Получается только размазать. — Здесь небезопасно. Нужно спрятать тебя и спокойно поговорить. Идет? — Алексей отстраняется, заглядывая в светлые глаза. Чтобы увидел, чтобы сосредоточил мысли на нем. Поднимает руку, подавая условный сигнал. Позади слышатся шаги и тихий звон: Алес и Хвитан выходят из укрытия. За ними отряд.

— Все целы?

— Ну почти. Приберите здесь. И подготовьте второе место, о цитадели наши друзья узнали.

Судя по тому, что князь не называет это самое место вслух, Мечи в курсе происходящего. Хвитан кивает и без промедлений взваливает труп себе на плечо, как будто веса в такой ноше — с кошку.

Титай не может отвести взгляда от мертвеца.

— Эй, — зовет мягко Алексей.

Титай вздрагивает, очнувшись, и осознает, что дышит как загнанная лошадь, в руке зажат нож. Он быстро разжимает пальцы, отбрасывая оружие:

— Плохая привычка — оказываться около тебя с острыми предметами…

Отступает было снова. Мерещатся янычары на городских улицах, но это княжеская стража. Титай моргает, жмурится с силой. С трудом сглатывает и кивает, стараясь не смотреть больше на труп. Убирает за пояс то, что выпало из кармана Боры вместе с монетой посла. Это подвеска-звезда. Такая же, как у него самого. Подвеска оказывается без шнурка или цепочки — Бора снял ее. Значит, он давно все для себя решил. Монету же Титай протягивает одному из воинов, огибая Алексея и сокращая расстояние в несколько шагов.

— У него нет семьи. Будете хоронить — вот плата за ваши труды. Если князь позволит. — Он оглядывается на Алексея. Нигде не было почета тем, кто поднимает оружие на правителя. Но бросить этого человека в канаве не смог бы.

У Титая стальные нервы или слишком много плохого опыта. Второе, конечно, более вероятно, пусть и хотелось бы думать иначе. Алексей не сводит глаз с Титая и кивает Хвитану, чтобы принял монету. Нападавшего не ждало бы ничего хорошего после смерти, но он позволит нарушить правила. Ради одного достойного человека.

Алексей оставляет стражу исправлять последствия встречи смертного с колдуном, а сам уводит парня по темным закоулкам, по таким проходам между домов, которых нет ни на одной карте. Держит его руку, чувствуя, как ладони склеивает подсыхающая кровь.

Вторым надежным местом оказывается сторожевая башня — не одна из семи прекраснейших, воспеваемых проезжими летописцами, а попроще. Неприметная и безликая, она стоит на другом конце города, совсем рядом с банями.

Внутри уже давно подготовлено все необходимое.

— В детстве я любил здесь ночевать. Прятался, представлял, что идет война и мне нельзя отпирать дверь. Строил баррикады. Однажды я не выходил отсюда три дня, и меня вытащили через окно. Так я обнаружил слабое место башни и, когда отстраивал заново город, эти окна замуровал. Теперь есть только бойницы наверху. — Алексей указывает на деревянные перекрытия второго этажа. Он запирает за собой массивную дверь, скидывает плащ прямо на пол и смотрит на Титая обеспокоенно: тот даже не следит за рассказом. — Тебя-то он не успел ранить? — В вопросе сама собой сквозит горечь. Очевидно, успел. Не оружием, так словами.

Возможно, Алексей расстроился бы, узнай он, сколько цинизма собралось в этом человеке. Не врожденного — приобретенного. Его приходилось наращивать, как металлические пластины доспеха на кожу. С каждой новой смертью. С каждым новым лжецом. С каждой попыткой извернуться в жизни так, чтобы задело меньше. Но задевать будет всегда. И чем больше юлить, тем сильнее запутаешься. Титай понял это еще ребенком, когда пытался выпустить лебедя, застрявшего в рыболовных сетях. Птица не верила человеку, как не верил чужакам сам Титай. Но она билась, вырывалась и не давала даже шанса себе помочь. Титай сердился: он-то знал, что хочет только добра, но его отказывались слушать. Тогда впервые он подумал: если ожидаешь увидеть врага, то обретаешь его в любом. Возможно, стоит не судить людей прежде их поступков. Как не стоит и бояться того, чего человек еще не успел совершить.

Лебедь задохнулся — сети перетянули его шею. Титай разрезал сети ножом, достал лебедя, зажарил его и съел. Так в итоге случится со всеми, кто поддается страху.

Бора не верил ему до конца. Испугался, решил, что Джахан могущественнее. Но Блистательная Порта — это сеть, не больше. Останется найти нож, что смог бы разрезать.

Титай моргает, возвращаясь к реальности. Вокруг незнакомое место. Не получается даже вспомнить дорогу, по которой сюда пришел. Теряет сноровку.

— Со мной все в порядке, — отвечает он на вопрос князя. Он останавливается у двери. Трет тыльной стороной ладони висок, пытаясь понять теперь для себя: а правда ли это? — И я был бы в порядке, даже если бы ты не пришел. Мне пришлось убить его из-за тебя, ты же понимаешь?

Титай смотрит исподлобья. На князе почти нет украшений. Надо же, как предусмотрительно. Он ведь тоже мог рассказать все парню. Мог найти слабое звено, подкупить, допросить, и тот потерял бы разум… Хмурится, резко мотнув головой. Прячет руки за спину, отступая к стене.

— Прости. Я… У меня было не так много друзей, чтобы я мог притвориться равнодушным. — Титаю сложно признаться в том, что солгал. Но он делает это, от укола стыда опуская взгляд.

— Если бы его не убил ты, это сделал бы я. — Алексей говорит спокойно, потому что судьба Боры была предрешена с тех пор, как тот решил обнажить оружие прямо у цитадели. И с тех пор как решил, что вправе трогать чужое бедро, держа нож у горла человека. Любовь не добывают угрозами. — Просто хорошо, что жив остался ты. Это… Это уберегло меня от многих неверных и поспешных действий.

В дверь стучат. Раздается голос Алеса: он принес воду и полотенца. Другие люди, кроме двух командиров из Мечей, сюда допущены не были: лучше перестраховаться, чем снова перепрятывать узника.

Алес ставит большую чашу с теплой