– Не видишь? – догадался старик. – Ну, это тебе и не положено пока видеть. Ты еще в Яви, а я уже одной ногой в Нави. У меня к тебе пара просьб будет напоследок.

– Что-то ты, дед, больно помирать спешишь! Тебе еще жить и жить!

– Не спорь не по делу, лучше выслушай. Во-первых, меня сожги прямо тут, на капище, а прах вокруг развей. А само капище не тронь, пусть останется таким, как сейчас, пока лес не поглотит. Сделаешь?

– Сделаю!

– Добро! И еще – ворона моего забери с собой. Он один не сможет, привык с людьми уже. Я его когда-то спас, выходил, жаль будет, если сгинет.

– Возьму. У него имя-то есть какое-нибудь?

– Есть. Его Вороном зовут. Я когда-то хотел другое придумать, да на ум не пришло ничего подходящего. А потом как-то к этому привык. И еще, – Рычан чуть засмущался, – если не сложно, сыграй мне напоследок на своей пищалке. Не хотел тебе говорить, но играешь ты душевно.

Арсентий сходил в дом за заветной свирелью. Вернулся, сел рядом с дедом, набрал в грудь побольше воздуха, закрыл глаза и заиграл. Он не стал вести какую-то готовую мелодию, просто вкладывал в звуки всю свою душу, все, что чувствовал. Он даже не смог бы сказать, сколько времени играл – закончил только тогда, когда почувствовал, что старый волхв перестал дышать. И, открыв глаза, увидел, что напротив него на краю поляны сидит неизвестный ему человечек и вытирает слезы.

– Ты это – на меня только не бросайся, ладно? – Человечек глядел на Арсентия с опаской. – Я пришел помочь деда похоронить.

– Ты – леший?

– Угу, – подтвердил незнакомец. – Дед вообще-то про тебя хорошо говорил. Мол, ты настоящий, нет в тебе злобы, хоть и охотишься на таких, как мы.

– Я не на всех охочусь. Только на тех, кто сам злобу таит.

– Не, я ничего такого не таю! – быстро замотал головой лешак. – Так как, помочь с дедом?

* * *

Костер вдвоем они сложили быстро. Пока Арсентий носил и колол дрова, лешак натащил из леса множество сухих веток, поэтому куча в итоге получилась даже больше, чем необходимо. Но они не стали спешить, дождались сумерек («Потому что не все, кто хотел бы с ним попрощаться, могут днем прийти», – важно поднял палец вверх лешак). И только когда солнце скрылось за верхушками деревьев, послушник положил невесомого волхва на получившуюся поленницу, запалил в костре факел и сунул в кучу дерева под телом.

– А кто прийти-то должен? – спросил Арсентий у лешего, не отрывая глаз от пламени, охватывающего Рычана.

– Пока не знаю. Деда тут вообще-то все очень уважали, – ответил леший и озабоченно уточнил: – Ты правда никого не обидишь?

– Забавное дело. Обычно люди боятся нечисти, а тут вдруг нечисть боится человека настолько, что даже на похороны опасается приходить.

– Мир вообще-то порой не такой, как нам кажется. Вот, бывает, думаешь, что вроде как понял его устройство, а потом вдруг что-то произойдет, и ты осознаешь, что ничего не понимаешь.

– Что, и у тебя такое бывает?

– Вообще-то бывает, да! – ответил леший. – А вон и они.

Арсентий поднял глаза – с другой стороны от кострища стояло несколько фигур, которых, в другой ситуации, вполне можно было бы принять за обычных крестьян и крестьянок.

– Это местный водяной с дочками и зятьями, – пояснил леший, а потом указал на четырех женщин чуть в стороне, возраст которых определить не смог бы никто – только что они были молодыми красавицами, а через секунду становились горбатыми старухами: – А это вот кикиморы, Рычан с ними когда-то очень дружил, когда молодой был. Поговаривают даже, что пара из кикиморовых дочек на самом деле от… Хотя нет, глупости болтают, я думаю.

На глазах послушника из лесу вышел высокий мужчина с дорожным посохом в руках, оглянулся и прижал к груди одну из кикимор.

– Путевик, хозяин шляху. Он дорогу через лес оберегает, на обочине живет.

Гости из лесу выходили еще долго, Арсентий потом даже не пытался запомнить, кто здесь кто, несмотря на то что леший упорно продолжал называть всех – были тут зазовки и хухи, шептуны и туросики, даже дед.

Манила[21] пришел, грустно сложил руки на груди в стороне от всех. Они молча стояли вокруг, вытирая слезы, пока тело волхва не догорело до конца, а послушник, выполняя обещание, разметал его прах. Потом, один за другим, так же безмолвно растворились в ночи. Последним уходил леший.

– Бывай, мастер по нечисти, легких тебе дорог! – махнул он ладошкой на прощание. – И помни – мир совсем не так прост, как нам порой кажется. – Маленький человек подмигнул и скрылся среди деревьев, как будто его тут и не было.

Арсений устало присел на лавку возле стены дедовой хибары, огляделся вокруг. Внезапно он понял, насколько одинок. И когда ворон, громко хлопая крыльями, опустился на землю возле ног, послушник улыбнулся ему как родному.

* * *

– Занятная история, – задумчиво произнес отец Варсонофий вскоре после того, как Арсентий замолчал.

– Угу, занятная. – Лицо послушника скривилось. – Только получается, что я аж два раза принял участие в языческих ритуалах. Ты как думаешь, эти образы, что я у костра видел, – от Лукавого мне пришли?

– Не знаю. А сам что мыслишь?

Арсентий ответил не сразу.

– Много я про это думал с тех пор. Может, от Лукавого, а может, и совсем наоборот. А может и вообще это у меня просто видение от дедовых трав было. Вон с пьяных глаз порой чего только не увидишь.

– Да, может быть и так. – Отец Варсонофий скривил лицо и опять потер спину, а потом указал на близнецов, сидящих на земле неподалеку. – Я тебе вот что скажу – ты бы этих двоих взял к себе в ученики на полную? С собой бери, когда поедешь на нечисть, учи их всему тому, что сам умеешь.

– Это ты почему вдруг такое решил? – удивился послушник. – Какая часть моего рассказа тебя подвигла?

– Тебе это нужно не меньше, чем им. Лучшего наставника они все равно не найдут. Да и тебе будет не так одиноко в дороге. – Он улыбнулся и добавил: – Опять же, если будешь их оберегать, то лишний раз сам побережешься. Не ради себя, так ради них.

– Не, отче, это ты зазря придумал! Я не согласный!

– А я тебя и не прошу. Считай это указанием настоятеля. Так сказать, епитимья за грехи.

– Ну вот! – поднял Арсентий ладони. – Тогда вот что – я их буду не каждый раз брать, идет?

– Идет! – согласился отец Варсонофий. – Кстати, не знаю, чего ты там считаешь, но я с близнецами намедни разговаривал. Они не видят лучшей доли для себя, чем быть твоими учениками, а потом встать рядом с тобой против нечестивых. Ни в какие дружинные ты их теперь калачом не заманишь.