А в его домовухе на берегу висела бархатная картина — Иисус, правая нога балбесски впереди, на грубо сработанной доске с балансирами, призванной обозначать распятие, на волнах прибоя, который редко увидишь на Галилейском море, хотя это едва ли бросало вызов вере Сбренда. Что ещё может означать это «хождение по водам», как не сёрфинг на библейском жаргоне? Как-то раз в Австралии местный сёрфер с огромнейшей банкой пива в руке, Сбренд таких раньше и не видал, даже продал ему обломок Истинной Доски.

Как обычно у ранних посетителей «Уэволн», мнения касаемо того, где именно, если где-то, ловил волну Святой, расходились. Кто-то стоял за причуды географии — не обозначенную в лоции подводную гору или внешний риф, — кто-то — за чудное погодное явление из тех, что раз в жизни, а то и, типа, извержение вулкана, или приливную волну где-то далеко, на севере Тихого, чьи накаты, достигнув со временем Святого, приобрели бы удобную узловатость.

Док, тоже поднявшись спозаранку, сидел, пил «уэволновый» кофе, в который, ходили слухи, подмешивали перемолотый белый-два-креста, и слушал всё более беспорядочный базар, главным образом — наблюдал за Святым, дожидавшимся своего утреннего извозчика к прибою. В прошлом Док знавал сёрфера-другого, что открывали и осёдлывали иные прибои, вдали от берега, на которые ни у кого другого не бывало оборудования под ногой либо в душе, — всякий рассвет они отправлялись туда одни, часто — по многу лет, тенями, наброшенными на воду, и там скользили, несфотанные и незафиксированные, минут по пять кряду, а то и дольше, сквозь кипящие тоннели солнечной синезелени — истинного и нестерпимого цвета дня. Док замечал: немного погодя эта публика оказывалась уже не вполне там, где её рассчитывали обнаружить друзья. Давние кредиты в пивбарах под пальмовыми листьями приходилось прощать, прибрежные милашки оставались угрюмо пялиться на горизонты и в конечном итоге сходиться с гражданскими из-за бермы, страховыми оценщиками, вице-директорами, охранниками и тому подобным, несмотря даже на то, что плата за брошенные квадраты сёрферов по-прежнему откуда-то поступала, и в окнах всё время возникали таинственные огни, много позже того, как на ночь закрывались притоны, а люди, полагавшие, что на самом деле видели этих отсутствующих сёрферов, впоследствии признавали, что им, наверное, всё-таки взглюкнулось.

Док прикидывал, что Святой — как раз из таких вот ушедших вперёд духов. Догадка его заключалась в том, что Сбренд седлал эти шизанутые волны, которые отыскивал, не столько из безумия или тяги к мученичеству, сколько в по-истине каменном безразличье, в глубоком фокусе религиозного экстаза, как тот, в кого ткнул пальцем Господь: мол, тебя смоет во искупление всех нас. И что настанет день, когда Сбренд, подобно прочим, окажется где-то ещё, пропадёт даже из ЗВИСТа, Земного Вентера Идеального Сёрферского Трёпа, и те же люди, что и сейчас, будут сидеть в «Уэволнах» и спорить, где он может быть.

Немного погодя явился приятель Сбренда с моторкой, и под антимоторочный ропот парочка отвалила вниз по склону.

— Ну, совсем спятил, — подытожил Флако-Гад.

— Мне кажется, они просто выходят в море, пьют пиво там, спят, а когда стемнеет — возвращаются, — высказался Зигзаг Дуон, который в прошлом году перешёл на доску покороче и волны помилостивее.

Энсенадский Дылда рассудительно покачал головой.

— Про тот прибой слишком много историй ходит. То он есть, то его нет. Словно его что-то под низом охраняет. Сёрферы в старину его называли Комингсом Смерти. Там тебя не просто смывает — тебя хватает, чаще — сзади, в аккурат когда плывёшь к тихой, как ты думаешь, воде или считываешь какую-нибудь очевидно смертельную срань совершенно неправильно, — и затягивает так глубоко, что нипочём не успеешь выплыть воздуху глотнуть, и как только тобой начинают закусывать навсегда, ты слышишь, как по небу эхом раскатывается космический безумный хохот, «Сёрфарей».

Все в «Уэволнах», включая Святого, более-менее в унисон заквохтали:

— Уу-ху-ху-ху-ху-ху — Смыло! — а Зигзаг и Флако заспорили о двух разных синглах «Смыло» и у какой фирмы, «Точки» или «Декки», хохот наличествует, а у какой нет.

Сортилеж, до сих пор молчавшая — грызла хвостик косички и переводила загадочные свои фары с одного теоретика на другого, — наконец открыла рот.

— Участок прибоя прямо посреди вроде как глубокого океана? Дно там, где раньше никакого дна не было? Ну, вообще-то вдумайтесь, всю историю в Тихом океане острова всплывали и тонули, и что, если Сбренд там где-то увидел такое, что давным-давно затонуло, а теперь опять медленно поднимается на поверхность?

— Какой-то остров?

— Ну, по крайней мере, остров.

В калифорнийской истории уже давно настал такой момент, когда хипповская метафизика просочилась в среду сёрферов настолько, что даже завсегдатаи «Уэволн», накрайняк — некоторые, почуяв, куда дело клонится, зашаркали ногами и заозирались в рассуждении, чем бы ещё таким заняться.

— Опять Лемурия, — пробормотал Флако.

— Что-то не так с Лемурией? — любезно поинтересовалась Сортилеж.

— Атлантида Пасифики.

— Она самая, Флако.

— И ты теперь утверждаешь, что этот затерянный континент — берёт и снова всплывает на поверхность?

При этом глаза её сузились — у менее невозмутимого человека это приняли бы за раздражение.

— На самом деле не так уж и странно, всегда же предсказывали, что Лемурия однажды снова появится, а когда ей это делать, как не сейчас: Нептун наконец заканчивает свой смертельный транзит по Скорпиону, водному, кстати, знаку, и восходит к Стрельцову свету высшего разума?

— Так может, в «Нэшнл Джиогрэфик» стоит позвонить или ещё куда?

— В журнал «Сёрфер»?

— Всё, мальчики, моя квота Барни на неделю выполнена.

— Я тебя провожу, — вызвался Док.

Они смотались к югу по переулкам Гордита-Бич, в медленной протечке рассвета и зимней вони мазута и морского рассола. Немного погодя Док произнёс:

— Спрошу кой-чего у тебя?

— Ты слышал, что Шаста свалила из страны, и теперь тебе нужно с кем-нибудь поговорить.

— Опять читаешь мои мысли, детка.

— Так почитай тогда мои, сам знаешь, с кем повидаться, как и я. Лучше настоящего оракула, чем Вехи Фэрфилд, в наших своясях, наверное, нам никогда не видать.

— Может, ты предвзята, потому что он тебя учил. Может, поспорим на чуть-чуть, что всё это у него просто кислотные базары?

— Только деньги на ветер, неудивительно, что ты с расписками своими разобраться никак не можешь.

— Никогда такой проблемы не было, пока ты работала в конторе.

— И реши я когда-нибудь вернуться — так нет, без льгот не стану, включая стоматологию и хиропрактику, а сам знаешь, твой бюджет такого не потянет.

— Я тебе мог бы, наверно, предложить страховку от приходов.